Первая Ведогонь
Шрифт:
Когда я ложусь спать, сначала во мне суета, как будто что-то там носится и мельтешит. Потом как будто что-то щелкает, и я вдруг понимаю, что мне стало тихо и хорошо.
Я тут же успеваю отметить и удивиться, что раньше, оказывается, был гул и мельтешение. И было тяжело. Но я не замечала этого, потому что это привычно и всегда. И только после этого щелчка я понимаю, что жила в суете и гуле.
Наверное, это душа облегчается после того щелчка. Что же это за щелчок? Мне кажется, это как пленка между мирами – я через нее проскакиваю, и это кажется щелчком.
Почему-то вспоминаю Остров и обряд перехода в Русалки [18] . Когда Саныч их продергивал через кляцу [19] и позади что-то
И похожее было, когда выводил меня плясать. Сначала была я привычная, потом вдруг я как будто чрез что-то проскочила, кажется, я даже ахнула и вдруг поняла, что я другая и легкая. Это что же, я на Острове была в Дреме, или я что-то путаю?
18
Русалии были древним славянским обрядом, известным еще в 12 веке. Этнографы фиксируют их исполнение еще в конце прошлого века. Я сам был свидетелем русалий в восьмидесятых годах в русскоязычной части Эстонии на границе с Псковской областью.
Впрочем, в двадцатом веке это огромная редкость. А вот русалья неделя отмечается до сих пор. Это неделя перед Троицей, то есть приходящаяся на конец мая – начало июня. Считается, что в это время русалок можно видеть, и они своими играми и забавами придают природе плодоносящую силу.
Однако наше исследование состояний, которые мы называем русалочьим, не является восстановлением обряда русалий. Пока мы лишь играем в психологические игры, а до настоящей работы по реконструкции обряда не дошли. Дело в том, что русалками чаще всего считались вовсе не девицы с рыбьими хвостами – это к нам германские рыбаки во времена Петра занесли, – а безвременно умершие. Особенно утонувшие девушки или проклятые дети. В силу этого русалки оказываются духами, которые задержались в межмирье, но при этом не просто мечутся, как привидения, а выполняют какую-то важную работу, помогающую людям выжить. Вот это состояние между мирами живых и миром душ, как это ни странно, некоторые люди почему-то помнят. Или подозревают, что знали.
Если такое случается с человеком, ему очень трудно ощущать себя свободным, это мешает и самопознанию, поскольку не пускает к каким-то душевным глубинам. Поэтому мы создали условия для желающих рассмотреть в себе ту часть души, которая ощущает себя существом из того странного мира, в котором живут проводники душ. Нам это было тем легче, что мы сейчас ведем исследование души как таковой и себя как души.
Настоящее исследование состояния «русалки» будет возможно лишь после того, как более или менее состоится начальное исследование понятия «душа» и будет проделано хоть какое-то исследование понятия «дух». Поэтому мы, скорее, отыгрываем русальи состояния, чем их исследуем. Но даже это отыгрывание оказывается потрясающе интересным для самих «русалок» и не менее потрясающе нужным для остальных участников нашей работы.
Кстати, работает эта мастерская уже лет семь. – А.Ш.
19
Кляцей называются ворота между мирами. – А.Ш.
Но когда переходишь в Дрему – по-моему, что-то похожее происходит.
И точно – сначала я удивляюсь – надо же, как было тяжело и суетливо, а потом радуюсь – как стало хорошо и легко. И пропадает много мыслей, остается что-то одно. Одна дума. Точно одна, поэтому и легко – не разбрасываюсь.
И эта дума мне кажется, какая-то задача, которая внутри вертелась весь день, а я ее отталкивала и откладывала на потом. Она внутри как бы фоном весь день была, но я ее не замечала из-за шума. А тут шум отпал, и осталась только она. Но я ее не решаю тут, по-моему, я ее отмечаю как бы для себя, и тут же перехожу в Укемь.
Мне кажется, это Укемь. Потому что появляются образы, и я в них плаваю и играю, и летаю. Я начинаю их создавать, менять и переделывать. По-моему, там не все мои образы, есть те, про которые я знаю, что это я сделала. А есть те, которые просто есть, до меня. И некоторые можно менять и играть с ними. Есть те, которые нельзя трогать, и они как будто чужие. Вот смешно, что пишу. Но у меня полное ощущение, что это так.
И еще это иногда напоминает «Хроники Амбера» – где герои путешествовали по мирам, меняя их до тех пор, пока мир не становился таким, какой им нужен. Так они оказывались дома, например.
В детстве мне это состояние очень нравилось, и я помню, что я нарочно в нем задерживалась. Я там играла и летала. Ну да! Летала и радовалась, что я могу делать в воздухе все, что захочу. И я махала крыльями. Я очень хорошо помню, что я знала, как ими махать и как ловить воздух, чтобы парить. Но крылья нужны были не всегда, только вначале, когда я еще только вспоминала, как летать. Я ими шевелила и махала, пробовала разные движения, как бы вспоминала и приноровлялась. И сначала они были тяжелые, потом становилось все легче, а потом они исчезали, исчезало тело, и я уже совсем становилась легкая и летала сама. После этого я начинала летать по миру и смотреть и играть в воздухе. Причем, я не просто так смотрела. Мне кажется, я что-то искала, потому что что-то мне нравилось и было по душе. А что-то – нет, и я не задерживалась там.
Когда я начинала просыпаться, я не хотела обратно в тело. Я жалела, что я тяжелая и что я на самом деле не птица.
Сейчас думаю, я ведь летать, наверное, умею. Душой. А я не верила.
Еще про Думу, которая была в Дреме. Мне кажется, когда я просыпаюсь, сначала она и приходит, и я очень ясно вижу ответ. И тоже удивляюсь – ну почему же я не видела раньше! Это так просто. А потом я как бы выскакиваю в жизнь, уже совсем просыпаюсь и бывает, что это простое решение вдруг исчезает. Я его забываю.
Вообще я редко могу все эти шаги увидеть. Чаще всего я что-то одно замечаю. Или вдруг вижу, что уже летаю. Или сразу после Дремы уже не помню ничего и просто сплю.
Мне почему-то кажется, что душа, наверное, так вспоминает дорогу домой во сне и ищет способы, как вернуться. И это и есть та дума, которая постоянно внутри, и я ее не помню. Она всегда одна и разбивается на более маленькие задачи. И даже когда кажется, что я перед сном думаю совсем не про дорогу домой, я все равно каким-то образом двигаюсь именно к решению этой задачи. И это всегда – и во сне и не во сне. Не во сне – через дела, которые я делаю, даже в простых бытовых делах все равно задача одна. А во сне бытовое остается позади, и личность тоже, и я могу посмотреть все как бы по-другому, просто душой.
Вот не знаю, правильно ли я думаю, то или не то.
Но я чувствую, что все не так просто с тем, что со мной происходит во сне.
6.
Ведогонь-2
От Кирши
9.11.04
Задание: перед засыпанием понаблюдать за своим состоянием.
Пожалуйста, научитесь отчетливо видеть все три состояния, (Дрема, Укемь и Кемарь) иначе мне будет трудно объяснять вам что-то еще.
Я прочитала расшифровку лекции с семинара НКПС, сентябрь 2003 г.
То есть, как видите в самом переходе в сон как минимум три состояния: Дрёма, Укемь и Кемар.
Сначала привычное состояние. Я оцениваю, насколько тело мое устало. И все. Но потом, если дышать, то получается отследить, как меняется тело. Если я дышу мягким дыханием так, как сказано в лекции, то я начинаю и думать иначе. Возможно это? Что оттого, как я дышу, зависит и как я думаю?
То как научиться дышать было бы верным?
Я ведь только дышу. Но, такое ощущение, что тело меняется и размягчается. Словно утончается вкус вдыхаемого воздуха, если получается его пить всем телом. И при этом, наблюдая за телом, я знаю, странно, оно другое. Возможно, оно все пустое и легкое, очень зыбкое, способное раствориться краями, которые, кажется, горят таким холодным огнем. И возможно, я смогла бы узнать это со всей силой, если смогла бы это долго удержать. Но у меня не получается.
Но еще я пробовала два раза дышать и, кажется, рассчитывала наблюдать за телом, как оно меняется, словно извне и чуть свысока. Как над чем-то поставленным в подчинение. Как я наблюдала бы за своим котом. Но вот подумала, что это и не так. Я не свысока. А словно то, что я вижу и не вижу, все, все мои видимые и невидимые части и тела и думанья впервые сошлись в одно. И как смазанные маслом, объединились, и им очень хорошо вместе.
И я подумала, что, может, от этого праздника единения я думаю даже не важно о чем, как единую мысль? Не знаю это.