Первенцы
Шрифт:
В воздухе летала какая-то гадкая пыль: Ройда откашлялся и сплюнул. На том месте, где только что стоял управляющий, почти сразу оказался конюшонок Гашек, несущий в руках охапку высушенного сена. Марко поморщился, когда мальчишка опустил голову и пробормотал приветствие – слишком ярко ожил в памяти образ покойного брата. «Взгляни на меня, – велел ему этой ночью Гельмут. – Взгляни на меня, ты, Марко, могучий Крушитель Черепов».
Ему пришлось последовать за Гашеком, потому как им обоим нужно было в конюшни. Гельмутов Ворон, бойкий шестилетка, за которого, как сообщил Свида, была отдана чрезмерно большая сумма, будто почуял намерения Марко и довольно фыркнул. Ройда не понимал, что особенного в этом коне,
– Доброе утро, господин Марко.
Он обернулся, зная, что увидит Лянку, прачку, которая больше всех радовалась его возвращению. Марко понятия не имел, что стало за последние годы с приятной девчонкой, какой он помнил Лянку в детстве: в прежде пустых и светлых глазах теперь будто беспрерывно тлели угли. По всей видимости, она вынашивала какой-то план по его обольщению или подобную глупость, на которую у Марко не было времени.
– Здравствуй, Лянка. Я уезжаю в поля.
– Не смею вас задерживать, – кивнула служанка, – я только хотела узнать, не нужно ли что-нибудь постирать.
– Спроси Свиду, – вскочив в седло, ответил Марко, не слишком довольный необходимостью проговаривать очевидные вещи вслух. Но Лянка не сдавалась.
– А правда, что вы, господин… – протянула она, мягко прикоснувшись к его сапогу. – Там, на войне… Болтают разное…
– Кто болтает и где их найти?
Вопросы как-то сразу иссякли. Лянка, очевидно, прежде не общалась с мужчинами, вернувшимися из похода, и не могла знать, что вернейший способ отвратить такого от себя – этим вот кошачьим тоном спросить что-нибудь о войне. Гашек предусмотрительно открыл ворота и встал возле них столбом, провожая выезжающего Марко своим дурацким взглядом. Ударив Ворона пятками, Ройда покинул внешние стены замка и пустил коня галопом.
В полях он провел почти целый день. Господских земель вокруг Кирты было не так много, как у соседей, Ольшанских, но на них кипела жизнь. По возвращении Марко без промедления занялся восстановлением хозяйства, которое совершенно запустил Гельмут. Оплачивая труд батраков деньгами, привезенными из Хаггеды, он обеспечил посевы и мог надеяться на неплохой урожай. Наемные крестьяне были благодарны ему за работу: хотя Ольшанские были самыми крупными землевладельцами в округе, они уже давно ничего не обрабатывали. Осмотрев поля и доехав почти до самой границы своего владения, Марко остановился, слез с коня и ненадолго отпустил его попастись. Ему нужно было подумать.
Последний сон, болезненно бледный Гельмут, произносящий странные слова, поведение конюшонка и подозрительная озабоченность Свиды не давали покоя. Догадок было много, но ни одна из них не предоставляла ответы на все вопросы. Марко вытащил из-за пазухи помятое письмо – причину его возвращения домой. Там говорилось о смерти Гельмута и о том, что ему наследует младший брат, поскольку законных детей он не оставил. Марко помнил это письмо во всех подробностях. В особенности точно – указание на причину смерти: «Господина хватил удар». Каждый раз, думая об этой фразе, он все сильнее сомневался в ее правдивости. Что-то здесь было неладно. Ворон ворчливо пыхтел позади, отгоняя назойливых мух. Марко наконец решился.
Вернувшись в Кирту, он подождал до темноты и снова пошел на конюшню. Конь Гельмута вскинул голову, увидев его, но не издал ни звука. Для Марко это было удачей, потому что он пришел не за Вороном, а привлекать к себе внимание в его планы не входило. Калитка у ворот замка не скрипнула, когда он ее открывал – ночь явно была на его стороне.
Поля и рощи завораживали бескрайним мрачным спокойствием. Где-то надрывно выла собака, пока ее, вероятно, не пнул под ребра хозяин. Марко перешагнул глубокую лужу, бледно и как-то грязно отражающую лунный свет. Он вдруг вспомнил одного своего случайного спутника, с которым сидел в повозке, направляющейся к полевой лечебнице. Парню было не больше пятнадцати, без обеих ног по колено – Марко предполагал, что это из-за хаггедской боевой колесницы. По просьбе раненого ему дали собственный шлем и какую-то тряпицу – очистить от пятен и пыли. Мальчишка тер, почти не останавливаясь, в течение всего пути – а добирались они вечер, ночь и целое утро. Перед тем, как провалиться в сон, Марко видел, что в блестящей поверхности новенького шлема отражается свет, а раненый чему-то улыбается. «Он умер, – напомнил себе Ройда, – не доехал до лечебницы». Луна, будто услышав его мысли, поблекла, но даже в темноте он разглядел в роще могильный холм.
Они положили Гельмута справа от отца. Холм еще не порос травой: беспокойный дух не давал ей взойти. Марко собирался попросить прощения, прежде чем опустить лопату, но так этого и не сделал. Брат был еще здесь, и он понял бы все без слов. Марко начал копать.
Почти сразу лопата уткнулась во что-то твердое. Он стал работать аккуратнее, медленнее, постепенно подбираясь к завернутому в ткань телу. Увидев очертания головы, Марко страшно выругался: саван был насквозь пропитан кровью. Бросив лопату, он смахнул остатки земли руками и разорвал ткань, чтобы открыть то, что осталось от отвратительно мертвого лица Гельмута и его размозженного черепа. «Открой глаза, – подумал Марко. – Проснись, брат, и объясни мне, какого хрена все вокруг лгут».
Он не знал, сколько просидел так, прислонившись спиной к отцовской могиле. Тишина стояла невыносимая, даже насекомых не было слышно. До восхода оставалось недолго.
– Твой парнишка пытался мне сказать, – вслух произнес Марко, обращаясь к брату. – Ходил за мной с вечно испуганным лицом и раздражал. А Свида, подлец, думал, я не узнаю. «Удар хватил», пишет. Сколько раз тебя хватил удар, а, Гельмут? Кто разбил тебе голову этим ударом?
К рассвету Марко Ройда, прославленный Крушитель Черепов, заново похоронил убитого брата и вернулся домой. Первым он вызвал к себе конюшонка Гашека и разговаривал с ним почти час; мальчик вышел из комнаты бледнее обычного и до самого вечера где-то пропадал. Потом настал черед Свиды.
Управляющий вполз бесшумно, на цыпочках. Страдающая одновременно бессонницей и нездоровым любопытством прачка видела, как господин, с ног до головы в пыли, бросил лопату во внутреннем дворе. А о том, что увидела прачка, как всегда, был немедленно уведомлен Свида. И в свое время его прогнали из торговой академии отнюдь не за то, что он плохо соображал.
– Кто? – без предисловий спросил Марко, слишком хорошо зная, что слуга его поймет. – Кто это сделал, Свида?
Управляющий сглотнул и опустился на колени. Марко с трудом сдержал желание ударить его кулаком сверху, прямо в круглую лысину, чтобы не раздражала своим жирным, противным блеском.
– Не могу знать, господин, – просипел Свида, который имел обыкновение знать все, и это взбесило Ройду еще больше. – Люди в капюшонах… Принесли тело посреди ночи, велели закопать и сказать, будто господин Гельмут умер сам… Язык мне грозили вырезать, если кому сболтну… Лица в ткань замотаны, голоса не узнал…
– Сколько их было?
– Трое, господин. Мы с Гашеком его и похоронили…
– Как они разговаривали?
– Да вот как мы с вами, господин. Без хаггедского говора, точно. Элем от них несло, господин. Элем и конским потом.