Первенец королевы

Юную невесту принц привез домой, в родное королевство, после долгого плена у морского чудовища, и выглядела она так, словно не повзрослела со дня пропажи ни на мгновение — черты ее лица были по-прежнему тонки и правильны, как у мраморной статуи, кожа бледна и свежа, нетронутая солнцем и ветром, тело гибко и изящно, движения плавны… и только глаза выдавали ее истинный возраст — и то, как тяжело ей дался плен у морского чудовища.

Был объявлен праздник, народ пел и веселился, и только новая принцесса не улыбалась, глядя пустыми водянистыми глазами в голубое, как воды холодного залива, небо.

Принц был

не первым, кто пытался ее спасти — как понимали спасение все, кроме самой девушки. Никто не знал, что случилось на самом деле, даже это решили за нее, а она ненавидела, когда ею командовали.

«Чудовище!» — кричали люди вслед тому, с кем она была связана своей душой.

Как не кричать, когда тело его было соткано из рыбьих тел, а из спины росли прозрачные длинные щупальца, светящиеся в подводной темноте, когда глаза его были покрыты двумя веками, а зрачки черной трещиной рассекали почти незаметную блекло-голубую радужку — по два в каждой.

А она любила его. Любила за прекрасный голос, любила за доверие, любила за то, что он никогда ничего за нее не решал, признавая за своенравной принцессой право на собственное мнение по любому вопросу. Она любила его за искусные ласки, за крепкие объятья прозрачных щупалец и тонких, хрупких рук, за нежность и страсть, за то, как отчаянно, невзирая на свои раны, он защищал ее, когда отец, желавший использовать ее жизнь и судьбу в своих целях, присылал за ней рыцарей и принцев, в надежде, что кто-то из них убьет чудовище и очистит его дочь от пагубной привязанности. Но даже правды старый король никому не говорил. Молва разносила слухи как сухую листву — но ни один не был правдой. Люди говорили, что он украл ее, околдовал, заставил пойти с собой…

Она сбежала из дома сама, а он только принял ее решение и приютил ее саму в своей одинокой коралловой башне, словно вырастающей из океанских глубин.

Некогда был он могущественнейшим среди людей чародеем, но долгое использование магии изменило его облик — и его прогоняли отовсюду, сочинив сказку о пожравшем мага морском чудовище. Никто не хотел принимать его таким, и только принцесса, слышавшая с детства ночами тихое пение, сумела отринуть человеческое высокомерие и увидеть в нем не ужасного кровожадного монстра — а того, кем он был и оставался, несмотря на обличье. Да и то казалось ей по-своему прекрасным — и он не раз доказывал, что иное тело может доставлять немало тепла и удовольствия.

Они жили как супруги больше сорока лет… но нашелся среди людей тот, кто сумел убить чародея. Жестокий и молодой принц, отбросивший ее от мертвого тела возлюбленного, не позволивший даже захоронить его так, как полагалось, и оставивший на съедение морским тварям. Он не мог даже допустить мысли в свою пустую голову, что юная девушка не была заколдована. Когда она пыталась вырваться, желая хотя бы остаться в башне, ставшей ей домом, он просто ударил ее по лицу, велев замолчать.

Чародей никогда не поднимал на нее руки. Он любил и словно боготворил ее. Даже в злости он крушил все вокруг, разбивая колдовские приборы и старую мебель… но стоило тонким ручкам огладить его лицо, стоило принцессе прижаться к нему, как гнев морского повелителя стихал, и он засыпал ее лицо короткими поцелуями, прижимая к себе так бережно и осторожно… Но теперь он был мертв, и мертва была свобода и душа принцессы.

И лишь одно давало ей силу жить и терпеть обращение высокомерного презрительного принца, взявшего ее в жены.

Под жесткими ребрами корсета в ней билось второе и третье сердца, но оба они принадлежали лишь одному существу.

О беременности новой королевы было объявлено вскоре после коронации — и никто не знал, что отцом ее будущего ребенка был вовсе не юный насмешливый король, получивший за ее «спасение» все соседнее государство, отданное ее отцом в награду. Ни у кого не возникало даже мысли подобной.

Но королева знала — ее дитя не будет человеком. Кровь, магия и смерть отца дадут ему силу совсем иную, жуткую, морскую — и облик будет под стать. Дитя морского чародея, которого она так любила.

Юный король не дожил до рождения ребенка — тихо скончался во время сна, захлебнувшись собственной рвотой после пира, где выпил слишком много. Так говорили медики.

Королева прятала злую улыбку под черной вдовской вуалью.

Никто никогда не узнает, чему научил ее древний чародей и единственный истинный ее мужчина и супруг. Всего лишь немного трав — и она освободилась от цепей ненавистного ей человеческого брака. Никто не посмел указывать дочери короля, что она должна делать — и королева сама взяла власть в свои руки.

В народе ее полюбили, а среди знати — возненавидели. Но она даже не собиралась поступать так, как хотели заплывшие жиром и иссушенные собственными помыслами придворные. Она заменила министров и основала совет…

А потом подошло время.

Ночью она позвала к себе лишь самую близкую горничную — и старую повитуху. Обеих больше никто и никогда не видел.

Наутро королева вышла из покоев в старом платье с жестким корсетом. На лице ее цвела умиротворенная и нежная улыбка, и только глаза отчего-то стали водянистыми и похожими на рыбьи, и от взгляда ее любому становилось страшно.

По королевству разнеслась печальная весть.

«Первенец королевы умер этой ночью!» — кричали герольды, и страна погрузилась во второй траур почти на неделю.

Первенец королевы умер для всех — но в глубоких подземных пещерах под замком, затопленных водой, росло ее дитя. А женщина ждала дня, когда ее сын наберется силы — и сможет отомстить за отца ненавидевшим его людям.

Королева старела быстрее, чем иные люди — магия отнимала у нее силы, но она рассказывала и учила свое дитя всему, что успела узнать от его истинного отца. Тела преступников больше не хоронили — их сбрасывали в пересохший колодец, ведущий к подземным озерам, и дитя морского чародея с детства привыкало к человеческим крови и мясу.

Королева старела и слепла, и когда она больше не смогла спускаться вниз, ее сын пришел к ней сам. Она благословила его, и дыхание ее затихло навсегда.

И в тот момент, когда над ложем почившей королевы-колдуньи зашелся горестным воем сын морского повелителя, сами соленые воды, омывающие берега королевства, откликнулись на его горе.

И настало время его правления. Кровавое, жестокое, черное для людей время, когда море захлестывало сушу непрекращающимися штормами, морские твари выползали на берег, ведомые неудержимой жаждой, и охотились из воды. Люди стали бояться всего и каждого — и подозрения и страх привели их к междоусобицам.