Первичный крик
Шрифт:
Для такого отсроченного исчезновения симптомов есть очень веские основания. Во–первых, симптом — ну, скажем, переедание — обычно был центральным пунктом, вокруг которого вращалась вся жизнь пациента, и этот же пункт был отверстием, через который пациент сливал избыточное невротическое напряжение. Симптом часто уходит последним оттого, что именно он обычно очень рано, в младенческом или детском возрасте формирует внешние проявления жизни пациента. Тики и аллергия часто начинаются до пятилетнего возраста, а заикание может начаться в то время, когда ребенок овладевает речью, то есть, в возрасте двух — трех лет. Симптом есть проявление того, как именно ребенок разрешил возникший перед ним конфликт.
Такие телесные симптомы как запоры, заикание или тики нельзя считать просто привычками, от которых врач может легко избавить больного. Это не привычки, это непроизвольные физические реакции на расщепление сознания (то есть, на отделение чувств от мыслей), а именно это расщепление вызывает подсознательное давление, проявляющееся симптомами, которые невозможно подавить желанием или усилием воли. Это психологическое давление
Очень важно понимать, что тяжесть симптомов возрастает прямо пропорционально силе и длительности давления. Первоначально ментальное давление может вызвать появление нескольких нереальных идей и представлений или фобий. Со временем могут начаться иллюзии или даже галлюцинации. Появление галлюцинаций — это всего лишь конечный пункт в процессе возникновения нереальных представлений, начавшегося в раннем детстве. По мере того как нарастает давление все большего числа отрицаемых чувств, сознание извращается во все большей и большей степени, причем извращается все более и более сложным образом. В то же время эти душевные нарушения накладывают все большую нагрузку на уязвимые органы (так называемые органы–мишени), что помогает открыть клапан и сбросить накапливающееся напряжение. Если какой- то орган или система органов однажды дают путь высвобождению напряжения, то в дальнейшем именно этот путь и становится основным каналом сброса избыточного невротического напряжения. Если же одного этого канала оказывается недостаточно, то в процесс вовлекаются другие органы и системы. Так, мы можем наблюдать (как это было в случае с одним из моих пациентов) сначала появление насморка, потом тяжелой аллергии, потом бронхиальной астмы и, наконец, язвы желудка.
Яхочу подчеркнуть единство всех невротических симптомов — психологических и физических. Блокированное чувство может со временем привести к накоплению напряжения, которое неблагоприятно подействует на слизистую оболочку желудка, или может обернуться мазохистскими наклонностями, символизирующими внешнее проявление первичной боли. В обоих случаях первичная боль становится — как бы — реальной, получает телесное воплощение. Если боль реальна, с ней можно что-то сделать. Для всякого недомогания существуют свои пилюли. У мазохистских ритуалов есть начало и конец. В обоих случаях это перемещение боли, ее воплощение в нечто конкретное, в то, что поддается контролю и лечению. Физические недомогания суть непроизвольные симптомы первичной боли, в то время как мазохизм является симптомом вполне осознанным. Но, несмотря на то, что это внешне абсолютно несхожие феномены, в основе их лежит одно и то же — блокированное чувство, а вызванные состояние — не более чем каналы для выпуска пара — снятия напряжения.
Садизм — это еще один способ избежать ощущения боли, навлекая ее на другого. Мужчина бьет свою жену, хотя в действительности он хочет ударить свою мать, и на глубоком уровне сознания он делает это потому, что страдает от недостатка любви с ее стороны.
Динамика отбора симптомов, которые разыгрываются невротиком вовнутрь или вовне, может быть весьма и весьма сложной. (Психосоматические симптомы являются, по сути, нереальным поведением.) Появление того или иного симптома определяется как случайными обстоятельствами, так и природной конституцией и предрасположенностями пациента к тем или иным поражениям. Но для того, чтобы понять суть любого симптома (в данном случае, мазохизма или психосоматических нарушений), мы должны увидеть, что все это есть смещенное поведение. Это фокус, точка, где мы обнаруживаем очевидный источник страдания: «Мой муж — жестокий человек. Все было бы по–другому, если бы он не пил и не бил меня». «Я была бы счастлива, если бы мне удалось стряхнуть эту проклятую головную боль». Ни одно из этих высказываний не соответствует действительности. От того, что исполнятся высказанные желания жизнь не станет другой, она не станет лучше. Оба поведения вписываются в стиль жизни заинтересованных индивидов. Это поведение отлично служит поставленной перед ним цели — избавить от первичной боли.
Так как симптомы позволяют избавляться от первичной боли, то их можно считать элементами защитной системы. Причина того, что значимые симптомы при проведении первичной психотерапии исчезают в самую последнюю очередь, заключается в том, что защитные системы, которые устанавливаются, как некое единое целое после переживания главной первичной сцены, работают по принципу «все или ничего». Когда в подсознании пациента остается хотя бы часть той боли, какую ему предстоит ощутить — пусть даже это происходит на заключительной стадии первичной терапии — этот пациент часто с преувеличенной силой снова испытывает те симптомы, с которыми он явился к психотерапевту. Наконец, когда пациент почувствует, причем в полной мере, что заставило расщепиться его сознание, то вряд ли прежние симптомы когда-либо возникнут снова. Если мы рассмотрим развитие событий в обратном порядке, то суть происходящего станет нам более понятной. Когда сознание маленького ребенка расщепляется во время переживания главной первичной сцены, неразрешенное напряжение находит выход — формируется симптом. Этот симптом начинает манипулировать чувством и разрешает конфликт нереальным путем. Таким образом лечение самого симптома сводится к лечение чего-то мнимого, не существующего в действительности. Это бесконечный труд, погоня за собственной тенью, неважно, являются ли эти симптомы ментальными или физическими. Именно по этой причине так долго продолжается психоаналитическое лечение симптомов.
Понимание образования и формирования симптома можно облегчить, если познакомиться с исследованием Баркера и его сотрудников [13] . В предыдущих опытах они установили, что течение бронхиальной астмы, язвы желудка и артериальной гипертонии ухудшается на фоне бесед с больными, находящимися под действием амитал–натрия (амитал — это барбитурат, применяемый в качестве успокаивающего и снотворного средства). Во время опроса люди испытывали меньшую заторможенность, говорили свободно и вели себя менее зажато (так как нереальный фасад в какой-то степени устранялся). В исследовании Баркера, по сути, был поставлен вопрос: почему человеку становится хуже (у него усугубляются симптомы физического страдания), когда его искренние реакции меньше подавлены? В продолжение исследования они изучали развитие эпилептических припадков на фоне действия амитала. При этом Баркер и сотрудники описали следующую картину [14] :
13
W. Barker and S. Wolf, «Experimental Production of grand Mai Seizure During the Hypnoidal State Induced by Sodium Amytal» («Экспериментальная провокация больших припадков в состоянии медикаментозного сна, индуцированного амитал–натрием»), American Journal of Medical Science, Vol. 214 (1947), p. 600.
14
Wayne Barker, Brain Storms (Уэйн Баркер, «Мозговые бури»), (New York, Grove Press, 1968), pp. 105–106.
Больной, [у которого раньше наблюдались эпилептические припадки], сидел, полулежа в кресле с прикрепленными к коже головы электродами, с которых писали электрическую активность его мозга. Больной говорил, что у него была «трудная неделя», имея в виду ссоры с женой и матерью. Больной получил амитал натрия в дозе полутора гран с интервалами в одну минуту в течение трех минут. Релаксация, достигнутая в начале инъекции, оказалась преходяшей. У больного стало нарастать напряжение. Когда его спросили: «Что случилось?», он ответил: «Моя м–м-мать». Он гримасничал, рычал и говорил о своей матери весьма отрывочно и бессвязно. Казалось, он попеременно испытывает то гнев, то боль. Замечания по поводу матери перемежались стонами «О!..». Когда его спросили: «Каким образом ваша мать раздражает вас?», он ответил: «Хотелось бы мне до нее добраться. Я 6–бы убил ее. Она плохая… она меня всегда бесила и раздражала… все время… все время». Казалось, он едва сдерживает ярость: «Мать убила моего отца, — продолжал он. — Когда-нибудь я убью ее. Она сводит меня с ума». Он сжал кулаки и прижал их ко лбу, не в силах ни сдерживать злобы, ни выражать ее(курсив мой). Внезапно глаза его утратили всякое выражение и он испустил короткий сдавленный вскрик. Потом его охватила генерализованная мышечная судорога: он стал совершенно ригидным, лицо исказила страшная гримаса; спина выгнулась дугой; он, скрестив руки, крепко прижал их к груди. Ноги были жестко выпрямлены. Эта тотальная мышечная ригидность сменилась некоординированными сокращениями разных групп мыши, как это бывает во время большого эпилептического припадка. Электроэнцефалограмма, записанная в течение двух минут этого приступа, была также типичной для припадка. Гипнотическое переживание реакций на мать прервалось развитием эпилептического припадка(курсив снова мой).
Исследователи были искренне удивлены результатами исследования, так как амитал натрия в действительности обладает противосудорожными свойствами. Авторы пришли к выводу, что причиной припадка стал конфликт между неконтролируемой яростью и табу совести.
Я позволю себе и дальше процитировать некоторые отрывки из работы Баркера, так как это имеет отношения к концепциям первичной теории. «Все это находилось в согласии с формулировкой… судорожного припадка, данной Фрейдом. По его воззрениям, припадок снижает уровень разрядки с этажа осознанного действа до подсознательной бессмысленной нервно- мышечной активности».
Смысл того, что говорит этот ученый, на самом деле сводится к тому, что блокада чувств скопившимся напряжением разряжается, в конечном счете, эпилептическим припадком. Если бы он не описал эпилептический припадок, то я подумал бы, что речь идет о сеансе первичной терапии. Ясно, что одно блокированное чувство в жизни данного человека не может спровоцировать эпилептический припадок с большей вероятностью, нежели язву желудка, бронхиальную астму или заикание. Но когда в течение многих лет происходит подавление важных чувств, то следует заключить, что происходит накопление напряжения, и степень этого напряжения, его сила, в конце концов, превышают возможность организма его выдерживать. В этом случае поражение коснется наиболее уязвимого органа или системы. У человека, предрасположенного к аллергии, накопленное напряжение может разрядиться бронхиальной астмой. Если же имеется склонность к мозговым нарушениям, то такая разрядка может проявиться эпилептическим припадком. Но что бы могло произойти, если бы такого пациента побудили «выкрикнуть» свое чувство? Яубежден, что выражение чувства вовне предупредило бы возникновение припадка (иллюзорного разрешения конфликта). В данном же случае блокада чувства привела к развитию тотальной нервно–мышечной активации.