Первобытная культура
Шрифт:
В первые века христианства случаи одержимости бесами особенно часты, и, вероятно, не потому, что анимистическая теория болезней получила в то время необычайное развитие, а по той простой причине, что господствовавшее тогда религиозное возбуждение усиливало возможность подобных явлений. Старинные духовные сочинения описывают под именами «бесноватых», «одержимых», «энергуменов» целый ряд людей, в тела которых вселились злые духи, в результате чего припадки у них часто сопровождались сильными судорогами и корчами, за которыми следовали то беснование или помешательство, то приступы падучей болезни и другие страдания. Эти больные составляли особую группу членов древней христианской общины, и для них отводилось в церквах особое место. Церковь была главнейшим убежищем этих несчастных, на них лежала обязанность убирать ее между богослужениями, им ежедневно приносили туда пищу, и они находились под надзором особых духовных лиц, заклинателей, обязанность которых заключалась в том, чтобы изгонять из них бесов молитвами, заклинаниями и наложением рук. Что касается обычных припадков одержимости, то Юстин, Тертуллиан и другие
Так как этот предмет знаком всякому образованному читателю, то я позволю себе не приводить в деталях всех относящихся сюда свидетельств, варварских по сущности и более или менее сглаженных цивилизацией лишь в некоторых частностях. Для моей цели – проследить учение об одержимости духами и заклинаниях через средние века до новейших времен – достаточно будет несколько наиболее выдающихся примеров. За образчик медицинских воззрений мы можем взять предписания из «Старинного английского лечебника»: средство против припадков, вызываемых мелкими бесами (т. е. против конвульсий), есть пирог, испеченный из мяса белой собаки с мукой; средство для людей, одержимых бесами, есть настой известных трав на очищенном пиве с чесноком и святой водой, который должен быть освящен во время обедни и выпит из церковного колокольчика. Философские рассуждения такого рода можно найти в сочинении «Молот ведьм», рассказывающем о том, как демоны вселяются в людей и причиняют болезни. Эти сведения содержатся в книге, изданной под редакцией Гленвиля, – «Побежденное волхвование». Исторические рассказы упоминают о конвульсивном ясновидящем духе, вселившемся однажды в некоего Николая Обри. Под влиянием заклинаний епископа Лионского дух этот самым поучительным образом засвидетельствовал лживость кальвинизма. Мы узнаем далее, что демон вселился в Карла IV, французского короля, и священник тщетно пытался загнать его в тела 12 скованных людей, которые были предназначены для вмещения демона. В Эльбингероде одна немка в припадке зубной боли выразила желание, чтобы дьявол вошел к ней в зубы, и в нее в самом деле вселилось целых шесть дьяволов, носивших, по их собственному признанию, следующие имена: Schalk der Wahrheit, Wirk, Widerkraut, Murrha, Knip, Stup. В Яттоне в Георга Люкинса вселилось однажды семь дьяволов. Они корчили его, говорили, пели, лаяли по-собачьи и были изгнаны торжественными заклинаниями семи духовных лиц в бристольском соборе в 1788 г. Убедительным доказательством того, что древнее воззрение продолжает сохраняться и до сих пор, служит то, что в Европе и в настоящем столетии, начиная от Греции и Италии и кончая Францией, народ приписывает помешательство и истерику одержимости духами и лечит их заклинаниями совершенно так же, как и в первобытные времена. В 1861 г. в Морсине, деревушке к югу от Женевского озера, развилась эпидемия беснования, достойная поселений краснокожих индейцев или негритянского царства Западной Африки. Под влиянием заклинаний суеверного патера эта эпидемия усилилась до такой степени, что только в одной этой деревне было 110 бесноватых.
В заключение можно привести пример из практики современного спиритизма – пример, в котором медиум чувствовал, что в него вошел и через него действовал дух, чуждый его душе. Уэст в Филадельфии описывает, как некий одержимый медиум выдержал испытание мечом и затем упал без чувств. Когда он пришел в себя, дух объявил изнутри его, что он – душа умершего предка-священника, сражавшегося и умершего в Войне за независимость. В Англии почти неизвестно явлений одержимости бесами, они рассматриваются богословами лишь с исторической точки зрения. Из религиозных обрядов англиканской церкви исключены торжественные церемонии изгнания бесов из тел одержимых – церемонии, которые до сих пор сохранились в ритуале римской церкви. Если в Англии время от времени и появляются вдруг слухи о случаях дьявольского наваждения, то они повторяются лишь газетами под рубрикой «Суеверия и обман». При желании познакомиться с учением об одержимости бесами, его происхождением и влиянием на человечество нам следует обратиться к самым низким ступеням культуры, где это учение господствует еще и до настоящего времени.
Легко понять, что изменение воззрений на этот предмет в современном обществе никак не зависит от исчезновения той группы припадков, которые приписывались древними философами дьявольскому наваждению. Истерия, падучая болезнь, бред, мания и тому подобные телесные и душевные расстройства продолжают существовать и теперь. И они не только существуют, но у малокультурных, а в некоторых местностях даже и у культурных народов припадки эти все еще объясняются и лечатся так же, как и в древние времена. Я едва ли впаду в преувеличение, если скажу, что в учение о демонической одержимости в его существенных чертах верит и теперь еще добрая половина человечества, которая является, таким образом, упорной последовательницей своих самых отдаленных и первобытных предков. Мы обязаны цивилизации, а именно влиянию медицинских знаний, начавших развиваться уже в классические времена, тем, что древняя анимистическая теория болезней мало-помалу уступила место воззрениям, более согласным с современной наукой.
Переворот, происшедший в знаменитой Гельской колонии душевнобольных в Бельгии, останется навсегда характерным примером. В прежние времена сюда толпами приводили сумасшедших, чтобы освобождать их от бесов заклинаниями в церкви святой Димфны. Прилив больны продолжается и до сих пор, но вместо заклинателя там действует теперь врач. Где бы и когда бы, однако, мы ни встретились с попытками объяснить демоническими влияниями те страдания, которые современными врачами понимаются совершенно иначе, никогда не следует относиться с пренебрежением к древнему учению и к его значению в истории. Как принадлежность низкой ступени культуры, оно является вполне рациональной философской попыткой объяснения патологических состояний. Подобно тому как механическая астрономия мало-помалу вытеснила анимистические представления, медицинская патология заняла место анимистического объяснения болезней. В обоих случаях деятельность личных духовных существ уступила место действию естественных процессов.
Теперь мы переходим к рассмотрению другой отрасли низших религиозных верований человечества – отрасли, представляющей развитие того же самого принципа спиритуалистических влияний, с которым мы познакомились при изучении теории одержимости. Я имею в виду учение о фетишизме. Когда несколько столетий тому назад португальцы заметили в Западной Африке то уважение, с каким негры относились к некоторым предметам, например деревьям, рыбам, растениям, плодам, камням, звериным когтям, палкам и пр., они очень удачно сравнили эти предметы с хорошо известными им самим амулетами, или талисманами, и назвали их «fitico», или «чарами», словом, происходящим от латинского «factitius», в смысле «магически искусный». Современные французы и англичане, заимствовав это слово от португальцев, переделами его в слово «фетиш».
Президент де Бросс, один из самых оригинальных мыслителей прошлого столетия, будучи поражен описанием поклонения африканцев различным обыденным предметам, ввел в употребление слово «фетишизм» в виде общего описательного термина. С того времени оно получило обширное распространение благодаря тому, что Конт воспользовался им для обозначения общей теории первобытной религии, в которой неодушевленные предметы рассматриваются как одушевленные жизнью, подобной человеческой. Мне кажется, однако, более уместным употреблять для обозначения учения о духах понятие «анимизм», оставляя за словом «фетишизм» более узкий, второстепенный смысл, а именно учение о духах, воплощенных в тех или иных предметах, или связанных с ними, или, наконец, действующих через их посредство. Мы будем рассматривать фетишизм как поклонение предметам вплоть до «куска дерева или камня». Отсюда он незаметно переходит в идолопоклонство.
Фетишем может быть любой предмет. Впрочем, из бесконечного множества предметов не ко всем может быть приложена идея сосуда, вместилища или орудия духовных существ. Предметы могут быть лишь простыми знаками, внешним выражением идеальных представлений или идеальных существ, так же как пальцы или палки могут служить для выражения чисел. Далее, они могут быть символическими волшебными вещами, действующими через воображаемое посредство специальных свойств, присущих предмету, подобно тому как железное кольцо сообщает крепость или ястребиная нога быстроту бега. Наконец, некоторые предметы могут рассматриваться без всякой определенной мысли, просто как странные украшения или диковины. Человеческой природе вообще свойственно стремление собирать и восхищаться предметами, замечательными по красоте, форме, достоинствам или редкости. Полки этнографических музеев заполнены массой предметов, которые примитивный человек считает сокровищами, увешивая себя ими: зубов, когтей, корней, ягод, раковин, камней и пр.
Фетиши избираются преимущественно из подобных предметов, и, очевидно, их привлекательность для дикаря совершенно однородна с теми мотивами, которые до сих пор заставляют суеверного крестьянина сберегать различные курьезные безделки «на счастье». Впрочем, это влечение дает себя знать и на гораздо более высоких ступенях цивилизации. В самом деле, между чувством благоговения остяка перед камешком, который он поднимает с земли, страстью китайца к собиранию любопытных разновидностей черепашьих панцирей и восторгом английского коллекционера старой закалки при виде раковины, завитой в обратную сторону, есть много общего. Направление ума, которое заставило бы негра Золотого Берега завести себе целый музей чудовищных и всесильных фетишей, могло бы побудить англичанина составить коллекцию редких почтовых марок или курьезных тростей. В страсти человека к ненормальностям и курьезам выражается его стремление к чудесному, старание освободиться от скучного чувства регулярности и однообразия в природе.
Если бы по отношению к примитивным обществам мы имели больше примеров, вполне разъясняющих их воззрения на предметы, к которым они относятся с мистическим уважением, то нам в большем числе случаев и с большей несомненностью, нежели теперь, стало бы ясно, что в их умах эти предметы должны быть связаны с влиянием духов, т. е. что они в строгом значении слова должны быть фетишами. Но и этого еще недостаточно. Чтобы установить за предметом значение фетиша, нужны ясные указания на то, что, по мнению данного народа, дух воплощен в нем, или действует через него, или сообщается с людьми через его посредство. Требуется также, чтобы данный народ вообще смотрел на этот предмет с указанной точки зрения. Или, наконец, нужны доказательства, что данный предмет олицетворяется, что к нему обращаются с речами, поклоняются ему, молятся, приносят жертвы, боготворят его или, наоборот, ненавидят, сообразно его прошлому или будущему отношению к поклонникам. Из примеров, которые я приведу, можно будет видеть, что они так или иначе удовлетворяют перечисленным условиям. При определении точного значения фетишей, почитаемых как дикарями, так и более цивилизованными народами, главная трудность заключается в решении вопроса, приписывается ли чудесное действие фетиша целиком тому духу, который воплощен в предмете или связан с ним, или какому-нибудь менее определенному влиянию, проявляющемуся через посредство предмета. В некоторых случаях это ясно, но во многих остается сомнительным.