Первое чудо
Шрифт:
– Вот тут. Другом место они спускаться не мог, – и показал именно туда, где прошел центр лавины, засыпавшей неширокую еще трещину почти до половины. Желтая пыль, присыпав все мертвенным налетом, не оставила следа живого существа. И надежды.
– Зачем, зачем я привел их суда? – причитал Зухаб.
– Э-эх, паршивцы! – выругался командир спасателей. – Скольких я уже вытаскивал из-под лавин, но чтобы сразу десять ребят погибло – это впервые. Лезут в горы, ни о себе не думают, ни о своих матерях…
– А что, – спросил пилот у Зухаба, – молодые все, неженатые?
– Да конечно, неженатые, – ответил опять спасатель за проводника. – Разве умная жена пустит мужа по горам лазить? Небось понимает, что он ей живой нужен…
День
Но через год почти все опять приедут сюда и потянут свои рюкзаки наверх: горы манят альпиниста, как высота – пилота, морская даль – мореплавателя. Открытое, бескрайнее пространство притягивает человека. Возможно ли здесь провести аналогию с тем, как кролика притягивает взгляд удава? Или более уместно сравнение с сухим осенним листком, который увлекается завихрением воздушного потока?
На уступе с трудом поместились две палатки; он имел уклон, поэтому спать было весьма неудобно. Но думать об удобствах было некогда. Степана нашли только через два дня, хотя разгребали снег и камни от рассвета до захода солнца. Андрей в этих работах не участвовал. Ладонями он не мог ничего держать, а левые локоть и колено и правое бедро, сильно ушибленные при спуске, вообще затрудняли возможность передвигаться.
В течение этого времени никто не прикасался и даже не подходил к веревке, по которой они спустились в ущелье. Лишь после того, как Степана извлекли из-под груды заваливших его камней и бережно переложили в приготовленное для него здесь же, на уступе, последнее пристанище, Серж пригласил Володю-большого испытать надежность закрепления веревки. Если камни, сыпавшиеся на край обрыва, и не ослабили вбитый крюк, все равно подъем на обрыв был теперь крайне опасным из-за возможности осыпи. Но пренебрегать этим путем выхода из ущелья они тоже не могли. Серж, сначала постепенно нагрузив веревку своим весом, повис на ней, затем начал взбираться вверх. Когда его ноги поднялись выше человеческого роста, Володя-большой попытался добавить, натянув веревку рукой, еще чуть-чуть – для гарантии, но не успел; веревка поехала вниз, они оба повалились на уступ и едва успели отпрыгнуть от груды посыпавшихся сверху камней. Обратный путь в этом месте был отрезан.
– Я понял, – сказал наблюдавший за испытанием веревки Андрей, – почему Степа снял рюкзак.
– Почему? – спросил Серж, отряхивая пыль, засыпавшую его анорак [5] .
– Он хотел отдать нам рацию. Не смог.
– Его смерть была легкой, – сказал задумчиво Володя-маленький (кстати, его называли так только ради отличия от его тезки, а вовсе не потому, что он был меньше других) и пояснил в ответ на вопросительные взгляды:
– В последние секунды он был занят тем, чтобы отдать нам рюкзак, а не ожиданием, что его сейчас накроют камни. А какая ждет нас?
5
Ветрозащитная куртка с капюшоном.
– А ты что же, помирать собрался? – спросил Рашид.
– Да нет, это я так…
– Эх, любо, братцы, любо, – запел Никита, – любо, братцы, жить, с нашим атаманом не приходится тужить… Атаман, – обратился он к Сержу, – командуй, что будем делать дальше?
– Атамана, ребята, – медленно произнес Серж, – нам предстоит выбрать. Давайте прямо сейчас это и сделаем. Я предлагаю Вадима.
– Постой, постой, – отозвался Вадим. – А чего это ты с себя решил снять полномочия? Да еще в такой момент? Нехорошо, капитан. Так не делают.
– А ты меня не упрекай моментом, Вадик! Своей вины я с себя не снимаю, отвечу за все перед вами, чем только смогу!
– Да погодите, мужики, успокойтесь, – встрял Володя-большой. – Сергей, расскажи толком, о какой вине ты говоришь и за что отвечать собрался?
– Я вас сюда притащил, – сказал Серж, – и по моей вине Степан погиб.
– Да ты что, сдурел? Каждый из нас сам согласился с твоим предложением идти сюда, ты никого не уговаривал. Давай сейчас каждый и скажет. Ну, кто первый? Вадим!
– Я, по-моему, уже ясно выразился. Ни в чем Серж не виноват. И никто лучше него не подходит на роль капитана.
– Борис, ты! – продолжал Володя-большой.
– Нет-нет, что вы, мужики! Пусть будет Серж командиром, я не против…
– Короче, – сказал Никита, – голосуем. Я – за, – и первый поднял руку.
– Решено. Так что теперь мы – одна команда, – подытожил голосование Володя-большой. – И давайте думать, что делать дальше.
Думать, собственно говоря, было не о чем. Откапывать рюкзак Степана с рацией было бесполезно, все понимали, что восстановлению она не подлежит. А если она и могла уцелеть под камнепадом, на что надеяться имелся, быть может, один шанс из тысячи, то на поиск рюкзака пришлось бы потратить столько времени и сил, что в результате их ждала голодная смерть. Подняться вверх с уступа, на котором находились, они не могли – стена была отвесной, а над головой висела осыпь принесенных лавиной камней. Оставался лишь один выход: спускаться в ущелье и искать подходящее место для подъема, для чего нужно было сначала расчистить завал.
К полудню следующего дня палатки свернули и двинулись в ущелье. Скорость их передвижения сейчас значительно уступала даже той, с которой они поднимались от притока Оксу к перевалу. Причиной было состояние Андрея; он храбрился изо всех сил и категорически отказывался отдавать кому-либо свой рюкзак. Невзирая на возражения Андрея, Серж все-таки разгрузил его от тяжелых вещей, оставив чисто символический вес. Андрей надулся; правда, выражение его лица изменилось после первых же шагов, которые ему приходилось делать, превозмогая ощутимую боль.
Завал оставался позади, стены ущелья раздвигались, идти становилось свободнее и легче, но надежд на скорый подъем их вид не вселял. Южная стена, по-прежнему отвесная, вверху заканчивалась карнизом, на который взобраться было невозможно. Северная была вся в трещинах, и у подножья ее тут и там валялись ссыпавшиеся сверху стволы деревьев с клубками змеевидных корней или обломки стволов и ветвей. Если даже деревья корнями не смогли удержаться наверху, можно ли рассчитывать на вбитые крючья? Они шли уже два с лишним часа и тут стали обращать внимание на тяжелый спертый воздух в ущелье, который уже у нескольких человек вызвал сильную головную боль. Растительность, даже прошлогодняя, исчезла вовсе, камни приобрели какой-то отталкивающий вид: они были сплошь покрыты черно-сине-желтыми пятнами.
– Возвращаемся, – принял решение Серж. – Вернемся туда, где еще можно дышать, разобьем лагерь на ночь. А утро вечера мудренее.
Утром Серж первым делом предложил произвести учет оставшейся провизии.
– Прошла неделя, – сказал он, когда все было извлечено из рюкзаков и сосчитано, – то есть половина имеющегося в нашем распоряжении времени. А продуктов осталась одна четвертая часть от первоначального количества. С учетом, конечно, тех сухарей и шоколада, что погребены в рюкзаке Степана. Этот факт немного неожиданен, но вполне объясним. Ведь мы собирались не лес валить, а совершить прогулку, во время которой чрезмерные физические нагрузки не предполагались. А нам пришлось три дня таскать камни, что не могло не сказаться на наших аппетитах. Запасы воды и того скуднее. Что же касается перспективы выйти из ущелья, то она совсем не радостная. Сколько километров тянется эта гнилая зона, в которой не то что лезть вверх, а просто находиться невозможно, мы не знаем. До нее места для выхода мы не нашли. А чтобы продолжить поиски за ней, надо ее преодолеть. До горы Мусаз отсюда должно быть километров восемнадцать – двадцать. Мы смогли пройти из них только три и вернулись обратно…