Первое дело Йеро
Шрифт:
Хотелось спать. Из-за рассыхающей половицы страдает. Или еще какого пустяка.
Треск повторился совсем рядом, в двух шагах от него. Пол, и больше ничего.
Он пригляделся. Да, голый пол, некрашенные доски. Но пол вел себя странно - он прогибался внутрь, образуя воронку. Структура половиц потерялась, казалось, дерево кружится, составляя водоворот. Воронка ширилась и ширилась, сначала с тарелочку, затем с котел, и вот она уже совсем близко к ложу.
По крайней мере, можно не бояться бессонной ночи. Он спит. Или... Или он готовится к переходу в Навь!
Иеро вспомнил! Погружение в Навь - мир Красного Песка, состязание Миров! Но раз он помнит,
Он еще раз огляделся.
Комната, как ментальное отражение. Но чье - только его, Иеро? Нет, и пер Кельвин был навигатором, и почтенный Рэндольф, по меньшей мере. Первый жил здесь и жил много дольше, чем Иеро, потому и комната получилась столь достоверной, что он поначалу обманулся.
Он встал, сделал шаг, остановился у воронки. Это что еще за явление? Никто не объяснит, никто не подскажет. Плохо быть священником-недоучкой, нужно попросить, чтобы со следующим караваном прислали книгу с краткой теорией Нави. Вдруг воронка - проход? Сейчас-то он, насколько можно судить, находится в субнави. Он вспомнил рукопись Шерлока. Можно попробовать провести разведку окрестностей Но-Ома. Но только смысла в том мало, разве что лишь для удовлетворения сиюминутного любопытства. Сиюминутного в буквальном смысле - здесь, в Но-Оме, он не способен запоминать. Проснется в Яви, а в голове пустенько, только эхо и остается. Эхо мысли. Даже и не эхо, а этакая гулкость.
А все-таки нужно пытаться. Снова и снова. И, во всяком случае, стоит попробовать полетать - как летал Шерлок над миром Красного Песка.
Он пошел к двери, старательно обходя воронку. Она притягивала его взгляд, и, что хуже, притягивала его самого. Того и гляди, засосет.
Из воронки вылетели бабочки. Много, целый сонм. Небольшие, разноцветные, переливающиеся собственным светом, они переливались из одной фигуры в другую - круги, эллипсы, спирали, поднимаясь все выше и выше.
Красиво. Непонятно, но красиво. Вряд ли это были настоящие бабочки - слишком уж они малы для того, чтобы иметь разум. Вот если бы сюда прилетели бельфлаи...
Бабочки внезапно засияли нестерпимо ярко, затем вспыхнули и сгорели - без дыма, без запаха, без пепла.
Эффекты Нави. Вдруг - это, действительно, сигнал бельфлаев? Но что он может означать, этот сигнал? Приглашение? Предупреждение? Просто привет?
Вдруг бабочки всего лишь аналог искр из глаз, обыкновенный физиологический признак утомления? Или он ментально ушибся головою о ментальный же столб?
Иеро с усилием повернул голову в сторону. Чего не видишь, о том не страдаешь. В слюдяном окошке он увидел свое отражение, четкое, как в зеркале. Конечно, эффекты Нави.
Отражение пугало - выглядел он изможденным, с огромными, лихорадочно горящими глазами, жадно смотрящими вокруг. Хорош, братец, нечего сказать. Ночью увидишь - за осиновым колом побежишь.
Но больше собственного отражения его напугало то, что виделось за спиной. Воронка вывернулась из пола и тянулась к нему, как колокольчик гигантского цветка.
Он обернулся и понял, что отражение не лгало - воронка бросилась на него, поглотила и он почувствовал, что все вокруг - комната, ложе, огнь-цветок - завертелись вокруг, постепенно сливаясь в серую пелену...
Силою воли он удержался от потери сознания - или от пробуждения? Крутит, и пусть крутит, ничего страшного. Огни небесов веками кружат над землею, и не один пока не угас, не свалился вниз.
Вращение стало замедляться - или он притерпелся. Нет, определенно, замедляется. Опять стали различаться предметы. Стол, светец, окошко, луна за ним. Все замечательно.
Только это не его комната.
– Вы уж простите за бесцеремонность, дорогой наш пер Иеро. Известно, незваный гость что в горле кость, а уж незваный хозяин - бедствие размеров просто невероятных. Но приходится идти на риск окончательно подмочить репутацию, лишь бы иметь удовольствие лицезреть вас. Вы ж, хе-хе, в гости не зовете, - слова сыпались из старичка, как бобы из дырявого мешочка. Старичок-то старичок, а встречаться с ним на темной дороге не стоит. Слова гладенькие, а глаза гаденькие. Холодные и алчные. Смотрят из-под редких бровей, измеряют, взвешивают, исчисляют.
– Где я?
– У друзей! Во всяком случае, надеюсь, мы подружимся, - старичок колобком катался по комнате. Невысокий, круглолицый, а туловище под хламидою явно упитанное. Спокойнее, не торопись. Это ведь ментальная проекция. Значит, ментально и упитанный.
Иеро осторожно шагнул вперед. В голове немного кружилось, и он ухватился за спинку кресла - высокую, резную, красного дерева.
– Да что же это я, старый дурень. Вы присаживайтесь, присаживайтесь, чай, утомила дорога.
Иеро не заставил себя упрашивать, сел. Торопиться не нужно. Проснуться всегда успеется. Старичок, похоже, себе на уме. Что-то ему нужно, старичку.
Сидение удобное. Только пол нет-нет, а и вздрогнет. И снаружи гул, странная гроза грохочет неподалеку.
– Наверное, удивляетесь. А виду не показываете. Замечательно, замечательно. Правильно, я в гости затащил, мне и потчевать. Мы с вами, дорогой наш пер Иеро, находимся на Камляске - вернее, в субнави Камляски. Две тысячи верст единым махом. Неплохо, а? Это вам не полеты во сне и наяву.
– Две тысячи верст?
– Ах, простите, старого дуралея новым мерам не выучишь. Пятьсот лье, и все горами да Тайгом. В высокой Нави, конечно, вообще нет расстояний, мигнул, и ты хоть на Луне, хоть за Луной, но что оттуда, из высокой Нави, видно? Меня, букашечку? Нет, лицом к лицу лица не разглядеть, но сверху тоже видно очень мало. Отдельный человек теряется, все обретает масштабы вселенские. А мы давай - ты уж прости старика за тыканье - займемся народной дипломатией, сядем рядком да и поговорим за чайком. Ты как насчет чаю, душа моя?
– Благодарю.
– Вот и замечательно. Надежда, организуй нам чайку!
Надежда выскользнула из соседней комнаты - полувоздушное существо по возрасту - внучка старичка-колобка. Или правнучка.
Чай, горячий и ароматный, был уже налит в фарфоровые чашечки, а чашечки поставлены на поднос, расписанный чудными цветами. Надежда поставила поднос на стол и, уходя, стрельнула в Иеро глазками. Не глазками - глазищами, бездонными, как само небо.
– Пустое, - успокоил его старичок.
– Надежда не человек, не суккуб даже а так... функция.
Однако, поежился Иеро. Угораздит же.
– О тебе, друг мой, мне рассказал твой товарищ. Помнишь товарища-то?
– У меня много товарищей, - ответил Иеро.
– Как я тебе завидую, - вздохнул старичок, но печалился недолго.
– Я о мастере С'Видлере, с которым вы наш Мир отстояли там, в Верхней Нави.
– А...- протянул Иеро.
– Горло болит?
– участливо поинтересовался старичок.
– Нет, я так...
– Товарищами не растакивайся, советую наперед. С'Видлер уж хвалил тебя, хвалил. Открытая, мол, душа, и голова на плечах своя, а не чужая. Вот я и подумал, что, если тебя в гости пригласить, покалякать. Тем более, что мы с тобою два сапога на одну ногу.