Первое дерево
Шрифт:
— А Финдейл говорит, что я в состоянии уничтожить всю Землю.
Только сейчас до неё дошло, что помимо понимания ему нужна её помощь, — он слишком устал нести крест своего предназначения в одиночку и хотел с кем-то разделить его тяжесть. Он не мог открыть перед ней только одну дверь в себя — они распахивались все разом. Линден уселась поудобнее и посмотрела Ковенанту в глаза.
Финдейл. Воспоминания нахлынули на неё, острыми когтями разрывая счастье на части. Элохим ведь пытался уже помешать ей войти в Ковенанта. Ты что, сдурела? Это же конец! Ты хоть соображаешь, что всю Землю поставила под удар?
— А что имел в виду Финдейл, когда сказал вчера:
У Ковенанта задрожали губы.
— Это меня пугает. Он прав. В некотором роде они защитили меня. Когда я остался один на один с Касрейном, то был совершенно беспомощен. Ведь Хигром пришёл уже позже. А до его прихода у кемпера оставалось достаточно времени, чтобы успеть сделать со мной всё, что угодно. Но сквозь тишину, созданную элохимами, он пробиться не смог. Я слышал каждое его слово, каждый приказ, но был не в состоянии их выполнить, а принудить меня он не мог. Если бы я не был в тот момент «погашен», он обязательно нашёл бы способ завладеть моим кольцом. Но и это не объясняет всего до конца. — Лицо его заострилось от мучительных раздумий. — Отчего им вздумалось делать это сразу же в Элемеснедене? И почему Финдейл так боится за меня?
Линден пристально вгляделась в него, пытаясь свести воедино всё, что он помнил, чувствовал и желал. У него было лицо человека, идущего к своей цели прямыми путями: об этом говорили и жёсткая, упрямая складка у рта, и горящие фанатичным пламенем глаза. Но внутри него всё было очень сложно и запутанно. А некая часть его сознания вообще не поддавалась её восприятию или была просто выше её понимания.
— Ты сам за себя боишься, — как можно мягче констатировала она.
Ковенант нахмурился, собираясь по старой привычке окрыситься: «Ну да, не будь я так самонадеян, неопытен и туп, бояться было бы нечего. Ты это хочешь сказать?» — но вместо этого внезапно ссутулился и тихо признался:
— Знаю. Чем большего могущества я достигаю, тем беспомощнее себя чувствую. И мне всегда его не хватает. Мне всегда мало. А так не должно быть. Либо я что-то делаю не так, либо однажды полностью потеряю над ним контроль. Вот это меня и пугает.
— Ковенант. — Линден не хотелось сейчас говорить о том, что причиняло ему такую боль. Но с другой стороны, она никогда не видела, чтобы он избегал больных вопросов. К тому же ей очень хотелось доказать, что она может поддержать его в трудную минуту. — Расскажи подробнее о необходимости свободы выбора.
Он удивлённо поднял брови, недоумевая, что могло направить её мысли по такому руслу, но возражать не стал.
— Это трудно объяснить. Думаю, что главное здесь в том, кем ты себя осознаешь: личностью, обладающей сильной волей, возможно, некоторым упрямством и… как бы это сказать точнее?.. непредсказуемостью поступков, или же ты инструмент, орудие в чужих руках. Инструмент сам по себе ничего не может, и все его действия зависят от умения и целей того, кто им работает. Так что если ты собираешься совершить нечто особое, на что у тебя самого не хватает сил и умения, то инструменты тут тебе не особо помогут. В таком случае приходится привлекать на помощь личность и уповать на то, что её непредсказуемые поступки послужат достижению и твоей цели тоже. А следовательно, приходится мириться и с тем, что эта личность вовсе не такова, какой бы ты хотел её видеть. Это палка о двух концах. Создатель хочет остановить Фоула. Фоул хочет разрушить Арку Времени. Но ни один из них не может использовать для этого обычные инструменты, ибо те могут помочь лишь там, на что и так простираются их возможности. Да будь они способны сделать это, не завися ни от кого, они бы давно уже это сделали. Потому-то оба цепляются за нас. И единственная разница в подходах состоит, как я понимаю, в том, что Создатель не манипулирует нами. Он только при случае пользуется шансом, а выбор предоставляет нам. А вот Фоул действует совсем иначе. И как ты думаешь, при таком раскладе много ли нам с тобой остаётся личной свободы?
— Нет, — призналась Линден, стараясь сохранить хорошую мину при плохой игре. — Нам ничего не остаётся. — Её мучило то, что своими ответами она растравляет его рану, но любовь должна быть предельна откровенна, иначе это не любовь. — Ты единственный обладатель кольца. Так где она, твоя свобода? А после того как ты занял место Джоан… — Она осеклась, сама испугавшись того, чем может закончить эту фразу.
Ковенант понял её. Непроизнесенные ею слова подтверждали его собственные опасения.
— Я ни в чём не уверен.
И снова он отвёл глаза. Но не потому, что избегал её взгляда, — им овладели воспоминания.
Однако она ещё не договорила, и то, к чему она вела, должно было быть высказанным:
— После элохимпира… Когда я попыталась войти в тебя… — Она чувствовала, что слова ускользают, как кусочки рассыпавшейся мозаики, и она не в состоянии сложить её. Вызвав в памяти случившееся, она с внутренним трепетом, кое-как стала собирать рисунок события воедино. — Это произошло в тот день, когда на корабле обнаружили Финдейла. Тогда я всё ещё надеялась, что ты сам сможешь восстановиться. Но после того как объявился элохим, уже не могла ждать. Я подумала, что, кроме тебя, никто не сможет разобраться с ним.
Она прикрыла глаза, чтобы не видеть его тревожного взгляда.
— Но я зашла слишком далеко. — Тогда, ослепшая от застившего глаза голодного мрака, она попыталась овладеть его силой. И теперь с новой силой ощутила боль от того, что получилось в результате. Линден заёрзала в гамаке, стараясь усесться поудобнее, и, помогая себе руками, попыталась выразить в словах свои тогдашние переживания. — Я была выброшена… Точнее, я сама себя вышвырнула. Я бежала от того, что увидела.
И она описала ему ту страшную жертву Солнечного Яда, того монстра, что был отвратительнее Марида, которого она встретила в пустыне его сознания.
Лицо Ковенанта застыло в маске предельного страха. В глазах боролись ужас и гнев. С неожиданной для себя твёрдостью и даже жестокостью Линден процедила:
— Разве ты мне не говорил, и не раз, что продал себя? Так как ты считаешь: ты уже орудие Презирающего или пока ещё нет?
— Может, пока ещё нет. — Его глаза непокорно сверкнули, и он нахмурился, словно она отдалялась от него и принуждала его вновь отступить в гранитный бастион боли и одиночества. Голосом, непреклонным, как проказа, он продолжил: — Возможно, и элохимы думали, что я уже им стал. Возможно, то, что видела ты, — их восприятие меня… — Тут он замолчал и затряс головой, пытаясь разобраться в самом себе. — Нет. Это было бы слишком просто. — Очень медленно его черты разгладились, и он поднял голову, словно отдаваясь под власть Линден. — Может быть, Финдейл и прав. Мне надо отдать кольцо ему. Или тебе. Прежде, чем станет слишком поздно. Но будь я проклят, если сдамся так легко! Нет, до тех пор, пока во мне жива надежда…
«Надежда?» — повторила про себя Линден. Но Ковенант продолжал, не давая ей вставить ни слова:
— Ты тоже одна. Тот старик у Небесной фермы избрал тебя. Он сказал тебе: «Будь честной». Ты всё ещё здесь и помогаешь мне добровольно. То, что ты мне сейчас рассказала, имеет совсем другой смысл. Если бы то, что ты видела, означало, что я уже стал инструментом или жертвой Фоула, то тогда бы я не смог его остановить. Но ведь и он тогда не смог бы меня больше использовать!
Ковенант замолчал, давая ей время обдумать его слова. А отсюда вытекало, что свои надежды Лорд Фоул связывает с ней. И что ответственность за спасение Земли лежит и на ней, пусть даже она этого пока не осознает. Что ею тоже манипулируют. Ты избрана для особого осквернения.