Первое мгновение вечности
Шрифт:
К пятнице Поттер понял, что не знает, куда себя деть от тоски, и в итоге отправился к единственному человеку, который, как казалось мальчику, мог восстановить его душевное равновесие.
Ремус Люпин открыл дверь своего кабинета и приветливо улыбнулся, увидев, кто стоит у него на пороге.
— Гарри, здравствуй, — он посторонился, пропуская мальчика внутрь, — как дела?
— Спасибо профессор, — Поттер прошел в кабинет, — я вас не побеспокоил?
— Нет–нет, я как раз освободился и собирался выпить чаю, — они уселись в кресла напротив друг друга. — Присоединишься?
Гарри
— Спасибо.
На некоторое время в комнате воцарилась тишина, пока профессор заваривал чай и разливал его по чашкам. Мальчик все это время вздыхал и ерзал на месте, словно разрываясь между желанием уйти и необходимостью остаться.
— Итак, — Ремус поставил на стол тарелку с печеньем, — как прошли каникулы?
— Хорошо, — Поттер взял в руки свою чашку, — вы, наверное, знаете про эльфа?
— О да, — Люпин с улыбкой покачал головой, — не каждый первокурсник способен на такое, как тебе это удалось?
— Ну…я и сам не знаю, — мальчик вздохнул и принялся пересказывать другу своих родителей подробности истории о приручении домовика. Профессор слушал его очень внимательно и под конец выглядел несколько потрясенным.
— Никогда не слышал, чтобы кто-то случайно приручил домового эльфа, некоторые этого и намеренно сделать не могут, — он покачал головой, — полагаю, у тебя талант.
— Талант? — Поттер фыркнул. — Талант влезать в неприятности?
Люпин помолчал, обдумывая ответ.
— А ты знаешь, почему Виви назвал тебя Тем-кто–говорит?
— Нет…а это важно? — заинтересовался мальчик.
— Возможно, — кивнул Ремус, — я бы на твоем месте у него спросил.
— Ладно, — Поттер сделал пару глотков остывающего чая и снова вздохнул.
— Гарри…
— Да, сэр?
— Я заметил, что ты подавлен.
— Да…? Сэр.
— Что произошло?
— Ну…я тут…неважно, — слизеринец поставил на стол свою чашку и поднялся на ноги, — я лучше пойду. Спасибо за чай.
— Гарри? — мальчик взглянул на своего профессора. — Возможно, это как-то связано с тем, что за обедом ты и мистер Арчер сидели за разными концами стола?
— Ну…что-то вроде того, — Поттер пожал плечами, — мы вроде как…поругались. Мы… никогда раньше так не ссорились, а тут…
Гарри помолчал, и неожиданно его нежелание делиться происходящим с посторонними вылилось в бесконечный поток слов. Говорить с Люпином было так легко и естественно, что мальчик, не задумываясь, пересказал ему их ссору с Томом, поделился своими чувствами и переживаниями, признал, что злится на лучшего друга и обижен на него.
— Хотя я тут думал, может быть, он прав? — тускло добавил Гарри. — Может быть, я и правда жуткий лицемер? Я все размышлял и вот решил, что он прав… наверное… — он глянул на профессора и удивленно поднял брови. — Вы смеетесь?
— Нет, что ты, — Люпин через силу стер с лица улыбку. — Просто я подумал о том, что ты в чём-то невероятно похож на своего отца.
— Да?
— Да, — Ремус улыбнулся, наблюдая, как загорелись жадным любопытством глаза мальчика. — У Джеймса тоже был взрывной темперамент. Помню, мы с друзьями даже составили Восемь Ступеней Эволюции Джеймса Поттера, — Ремус усмехнулся, заметив удивленный взгляд первокурсника. — Твой отец всегда одинаково переживал все размолвки с друзьями, — пояснил он, — Обида, гнев, гордыня, отречение, подавленность, сомнение, вина, самобичевание. И всегда в этом порядке, — Ремус оценивающе глянул на Гарри, — думаю, ты сейчас примерно на пятой ступени, между подавленностью и сомнением, не так ли?
— М–м-м–м, наверное, — Поттер смущенно отвел взгляд, — со стороны это глупо выглядит, да?
— Поверь мне, я видел ссоры и поглупее, — рассмеялся Ремус, — ты не знаешь, что порой устраивали Джеймс и Си… — Люпин прочистил горло, — один его друг. При определенных обстоятельствах эта парочка готова была поубивать друг друга из-за пары перьев и чернильницы.
Гарри рассмеялся.
— Наверное, так можно ссориться только с лучшими друзьями, — вздохнул он.
— Наверное, — согласился профессор, его улыбка показалась Гарри натянутой.
Мальчик вопросительно склонил голову набок.
— Вы чем-то расстроены? — осторожно спросил он.
— Я? Ах…нет–нет, — Ремус напустил на себя беззаботный вид, — просто порой воспоминания о школьных годах делают меня излишне сентиментальным, не обращай внимания, — профессор мягко улыбнулся мальчику, тот кивнул, хотя ему и хотелось расспросить Люпина поподробней, но он счел это чересчур грубым и промолчал. Ремус тем временем разлил по чашкам оставшийся в чайнике чай и взглянул на своего юного собеседника.
— Гарри, мы хорошо знали Джеймса и знали перепады его настроения, поэтому все конфликты между нами не затягивались надолго. В твоем случае… вы никогда раньше не ссорились и просто не знаете, как помириться, — профессор понимающе посмотрел на мальчика, когда тот смущенно буркнул что-то себе под нос. — Это нормально, Гарри, этому тоже нужно научиться. Просто перешагни через свою гордость, иначе вы с мистером Арчером можете ещё долго сторониться друг друга. Поверь мне, пара брошенных сгоряча слов не повод, чтобы терять друга.
Гарри обдумал его слова.
— Вы правы, — наконец решил он, — и, правда, глупо как-то… — Поттер широко улыбнулся. — Спасибо профессор, извините, что отнял у вас время.
— Ничего страшного, мне было приятно пообщаться с тобой, — Ремус тепло улыбнулся и проводил первокурсника до двери, наблюдая, как тот вприпрыжку направляется в сторону подземелий.
Вечер пятницы всегда был временем, когда студенты, наконец, могли расслабиться и отвлечься от уроков, поэтому в гостиной Слизерина было тихо и немноголюдно. Большинство студентов предпочитало проводить побольше времени вне подземелий, наблюдая за тренировками по квиддичу или гуляя в компании друзей. Гарри невольно отметил, что в Гриффиндорской башне в это время было довольно шумно. Представители львиного факультета наоборот любили собираться вечером в своей гостиной, пить сливочное пиво, которое приносили близнецы Уизли, шутить и обмениваться веселыми историями. С одной стороны, эта беззаботная атмосфера казалась мальчику по–домашнему уютной, а с другой, почему-то быстро его утомила, отчего Гарри пришел к выводу, что Слизеринское спокойствие было ему роднее.