Первое правило королевы
Шрифт:
Ее машина стояла довольно далеко — она приехала в Думу после обеда, когда никаких свободных мест уже не оказалось и в помине, и Осип втиснул «Вольво» на единственный пятачок возле Большого театра.
На вечер она получила несколько приглашений — от Юдашкина, из «Новой оперы», еще откуда-то. Были билеты в «Современник» — два, — и Инна так расстроилась, увидав эти два билета, что решила ни за что не ходить. Ну не с кем ей идти, ну и что?! Пошла бы с Ариной, но у той на работе созвали срочное совещание, и вообще ее муж не любил,
У Арины есть муж, а у Инны нет.
Как быстро и необратимо все изменилось. Прошло около пяти месяцев, а ей кажется, что целая жизнь. Даже если бы бывший муж немедленно, прямо сейчас, вот прямо на стоянку перед Большим театром приполз на коленях, умоляя о прощении и заодно посыпая голову пеплом, Инна, ласково улыбаясь, отправила бы его обратно в новую — теперь уже старую — «счастливую семейную» жизнь.
Оказывается, муж так же мало значил в ее жизни, как вон тот воробей, что весело купается в искристой луже — сейчас бодро зачирикает, встопорщит крылья и махнет на лавочку, драться с сородичами за раскрошенную булку из «Макдоналдса». Какое ей, Инне, дело до этого воробья? Если бы он подлетел к ней, а у нее была бы булка, она бы ему покрошила, а раз нет — извини, пожалуйста.
Оказывается, единственный человек, до которого ей по-настоящему есть дело, — это нынешний губернатор Белоярского края. Который не делает никаких предложений дважды. Который спас ей жизнь и, пожалуй, карьеру. Который ничего не боится, и рядом с ним она на самом деле чувствовала себя защищенной.
Которого никогда больше не будет в ее жизни.
Инна шла по оттаявшему асфальту. Он искрился так, словно ночью в него закатали все существующие в мире бриллианты. Цокали каблучки, развевалась пола легкой шубы, и Маринина под мышкой придавала ей уверенности в себе.
«Как же так, — цокали каблуки, — как же так»…
Осип издалека помахал ей рукой — бдительный, верный, славный Осип, которого она чуть было не заподозрила в измене.
— Ты чего печальная такая, Инна Васильна? Смотри, какой день чудесный!
— Чудесный, — согласилась Инна.
— А чего печальная?..
— Нет, ничего, Осип Савельич.
— Я тебе газет купил. Вон, сзади. «Коммерсант», «Комсомолец», «Деньги», все как просила.
— Спасибо.
— Свекровь твоя звонила.
— Тебе?!
— Ну да, — невозмутимо согласился Осип, выруливая со стоянки, — у тебя телефон чего-то там не отвечал. Сказала, во сколько в воскресенье приезжать.
Инна промолчала.
— А я так рад, что мы в Москву вернулись, — признался Осип и посмотрел на нее в зеркало заднего вида. — Так рад.
Инна улыбнулась.
— Ну что, Осип Савельич? Есть в жизни справедливость?
Осип немного посопел — согласно. В данный момент в его жизни были гармония и справедливость.
— Не поедем больше в Белоярск?
Он еще посопел немного.
— Ну, если ты поедешь, так и я тоже, куда ж я без тебя… А в Москве все равно лучше.
Кому как, подумала Инна.
Конечно, это очень глупо, слишком похоже на большую литературу и слишком по-девчоночьи, но она вдруг моментально решила, что, если бы Ястребов Александр Петрович решил стать губернатором побережья моря Лаптевых и позвал бы ее с собой, она сию же минуту поехала бы в аэропорт и улетела на море Лаптевых.
Если бы позвал. Но ведь ни за что не позовет — чертов гордец и упрямец.
Или она просто ему не нужна. Так ведь тоже бывает, очень часто.
Машина пролетела набережную, повернула, ласточкой вспорхнула на мост и влилась в бурный поток Садового кольца.
В кармане Инниной шубы завозился и задрожал мобильный телефон, настроенный на режим вибрации. Инна вытащила его из кармана и посмотрела в окошечко. Номер не определился, и это показалось ей странным.
— Да.
«Нокия» пискнула и разразилась короткими гудками.
Инна отняла ее от уха и большим пальцем погладила теплый пластик. Впереди замаячил тоннель. Осип коротко взглянул на нее в зеркало.
«Нокия» опять затряслась. Инна посмотрела на нее, подождала и нажала кнопку.
— Да.
Тишина. Тоннель был уже совсем рядом. Машины рядами уходили в его пасть, как в преисподнюю.
— Да! Кто это?..
— Инна?..
Она чуть не уронила трубку.
Он не стал бы звонить ей. Он не знает номера ее мобильного телефона. Если она понадобилась ему, ее разыскал бы помощник.
— Инна, ты слышишь меня?..
До тоннеля оставалось чуть-чуть. В тоннеле связь оборвется, так уж она устроена. Связь оборвется, и он не перезвонит, и Инна больше никогда его не услышит, и не узнает, зачем он ей звонит, и решит, что просто ослышалась, просто ей так показалось, потому что она думает о нем день и ночь!
Ни свернуть, ни отъехать, ни остановиться.
Как остановишься в потоке?!
Наверное, что-то отразилось на ее лице, потому что Осип вдруг нажал на тормоз так, что она повалилась лицом вперед, в обшивку переднего кресла, и, нашарив рукой, включил аварийную сигнализацию.
Сзади завопили машины, но Осип и ухом не повел.
До тоннеля не осталось почти ничего.
— Инна, ты слышишь меня?..
— Да.
— Ты… не узнаешь меня?
— Узнаю.
Господи, разве она может его не узнать!..
— Инна Васильна, что с тобой? — негромко спросил Осип. Она затрясла головой, стараясь медленно дышать, и руки вдруг сильно замерзли в теплой машине, полной весеннего агрессивного солнца и запаха нагретой синтетики.
С другой стороны огромной и бестолковой державы Александр Ястребов, один на пустой вечерней дороге, тоже пошарил рукой, включил аварийную сигнализацию и съехал на обочину, утонув колесами в снегу.