Первое танго в Париже: Привилегия для Эдисона
Шрифт:
— Неудобно же, Маша! Вдруг они там… — Он вспомнил Симону на пороге импровизированного лазарета.
— А если несчастный случай? Эксперимент проводится впервые! Ну хорошо, тогда это сделаю я! — И Маша, оттерев супруга плечом, решительно толкнула дверь. Павел глубоко вздохнул и двинулся следом. Вдруг и в самом деле нужна его помощь…
Взорам вошедших открылась неожиданная картина. Могучий Толик держит на воздетых к потолку руках свою хрупкую жену и взрыкивает, как молодой, полный сил самец-горилла. Симона взвизгивает. Увидев Павла, Анатолий радостно возвестил:
— Я боготворю свою жену!
— Не урони, боготворя, — медитативно
В две секунды Симона обрела твердую опору под ногами и запрыгала, размахивая руками. Блузка ее расстегнулась и торчала поверх юбки в разные стороны. Строгая черная юбка перекрутилась, прическа же стала напоминать стог сена после небольшой бури. Толик влюбленно смотрел на эту ведьмочку и делал знаки, чтобы Маша с Павлом покинули помещение. Супруги с готовностью удалились. За дверью Маша легонько ткнула Павла в бок:
— Ну вот видишь! Ничего страшного. Но ведь интересно же?
Они вышли на улицу со стороны запасного выхода. Высоко в небе стояла луна. Круглая и маленькая, как мячик.
— Вот мы живем и думаем, что понимаем друг друга — ну, на уровне физических ощущений. А на самом деле можем ошибаться, — задумчиво проговорила Маша, глядя на ночное светило и медленно шагая по узкой дорожке, уложенной светлой плиткой. В серебристом свете луны плитка поблескивала мелкими искорками. В ночном воздухе разливался цветочный аромат. Где-то журчал невидимый в темноте фонтанчик.
— А можем и не ошибаться, — оптимистично не согласился Павел. — Ты хочешь сказать, что с трудом определяешь, когда мне хочется тебя обнять?
— Ну-у, это-то я могу определить, — стрельнула в него глазками Маша. — Но вот оттенки ощущений… Их же множество… И даже не самих ощущений, а того, с чем мы их мысленно сравниваем, хотя не говорим об этом.
— Машка, но ведь мы понимаем друг друга, раз действуем синхронно и с удовольствием!
— И все равно есть то, что скрыто, не выражено. Чего ты никогда не скажешь мне, а я не скажу тебе.
— Это чего ты мне не скажешь? — насторожился Павел. По своей натуре он не был скрытным и чувства выражал без стеснения. И радостные, и не очень. Не говоря о совсем безрадостных. Во всяком случае, для своей жены он был как на ладони, и оба они об этом знали.
— Ладно, Паш. Раз мы согласились на то, чтобы помочь Симоне, надо помогать. Она увлекающаяся. И пусть это все наполовину ее энтузиазм и предположения, но вдруг все очень серьезно и мы на пороге великих открытий, которые оценит человечество?
— Мы на пороге, вот уже ступеньки, не упади, порог высокий! — вздохнул Павел, любуясь Машиным лицом в лунном свете. Что она там про скрытые ощущения? Он пропустил половину из того, что она говорила. Запах цветов, Париж, Машин щебет, ее близкие губы… При чем тут человечество? Он открыл дверь, пропуская жену вперед. Ее плечи, когда он ее коротко обнял, были прохладными. Еще бы — целый час гуляли, а ночи тут не такие, как прошлым летом в Египте.
Дверь лаборатории распахнулась. На пороге появился красный как рак Толик. За ним, обмахиваясь журналом регистрации, вышла счастливо улыбающаяся Симона.
— Господа! Эксперимент увенчался успехом. — В ее голосе слышалась приятная усталость победительницы.
— Это… полный успех! Да! — смущенно подтвердил Толик и скрылся в темноте коридора.
— Маша… теперь ваша с Павлом очередь. Если вы не передумали, — добавила она, посмотрев на их лица.
— Мы готовы! — Маша подхватила мужа под руку.
Павел занял место в кресле и крепко обхватил подлокотники вспотевшими пальцами.
— Расслабься, Паша, — прошептала ему жена, сама волнуясь не меньше его. Симона надела на них «очки» и отрегулировала настройку приборов.
— Теперь попробуем так. Ты, Маша, смотришь сюда… — Она повернула Машино кресло в сторону телеэкрана. — А ты, Павел, отвернись к стене. Ты должен ощутить то, что чувствует Маша. Вот тебе беруши. Внимание! Начали!
Павел не знал, что видит Маша. Но он сразу почувствовал не привычное жжение внизу живота. Он попытался сосредоточиться, но разобраться в том, что он чувствует, было непросто. После недолгого привыкания он нашел свои ощущения приятными, но чрезмерно резкими.
Симона повернула регулятор на приборчике Павла и продолжила опыт. Теперь теплое облако переместилось в район поясницы. Его нестерпимо потянуло повернуться к Маше, было страшно интересно знать, что она там видит, но он приложил неимоверное усилие, чтобы оставаться в кресле, как того требуют условия эксперимента. Далее началось совсем уж странное. Он почувствовал, как его соски приобрели потрясающую чувствительность, и ему захотелось вроде как покормить маленького пухленького ребеночка. Павел повращал головой, чтобы избавиться от непривычного ощущения, но тут по мочкам ушей разлилось жаркое тепло. Звуки голоса Симоны стали менять окраску. Все, что он видел вокруг, завибрировало и сместилось, потом поплыло, сминаясь в глазах и дробясь… Здесь он потерял сознание.
Придя в себя, он увидел склонившихся над ним Машу и Симону. Симона на отлете держала руку с открытой ампулой нашатырного спирта. Увидев, что испытуемый приоткрыл глаза, она еще раз поднесла руку к его лицу. Павел потянул носом воздух, во лбу резануло…
— Это может быть опасно! — с тревогой сказала Маша. — Надо прекратить опыт.
Женщины подхватили Павла под руки и помогли ему перебраться на кушетку.
— Ну как, тебе лучше? — В Машином голосе все еще звучала тревога. Отметив, что эта тревога ему приятна, Павел бодро предложил:
— Давайте продолжать! С непривычки и не такое бывает, волноваться нет причин. Это всего лишь новые ощущения. Человечество будет помнить своих первопроходцев.
Однако его бодрость не произвела впечатления на дам. Маша запротестовала:
— Нет, ни за что! Смотреть на тебя бездыханного — шуточка не из самых веселых. Даже ради мировой науки и всего человечества!
Симона, склонив голову, колдовала у компьютера. Пальцы ее порхали над клавиатурой, мягко стрекотали клавиши.
Вот так совершаются великие открытия, взволнованно подумал Павел. В будничной обстановке, под запах нашатырного спирта. И не важно, что ты потомок великого человека. Важно то, что ты сам сделаешь для потомков. В этом и есть твоя привилегия, Эдисон! Ободренный этими выводами, Павел поднялся на ноги. Колени были немного ватными, его слегка пошатывало. Ничего, Эдисон, это все пустяки, какое-то там головокружение. Зато первый шаг в программе эксперимента сделан. Ликование отменяется, да здравствуют будни, скромно поздравил себя Павел и, проходя мимо стола, вынул из вазочки цветок и машинально понюхал. Мадонна с цветком, елки! Он потер свою грудь, пережившую небывалые ощущения.