Первокурсник
Шрифт:
Десмонд облизнул пересохшие губы. Сердце его глухо колотилось — так бьют тамтамы в ходе ритуала, о котором он только читал, но столько раз представлял в мыслях. Десмонд убрал приглашение в карман.
— В час, говорите?
— Стало быть, вы придете? Отлично! До встречи, мистер Десмонд. Вы не пожалеете!
Десмонд прошел мимо зданий университетского четырехугольного двора, мимо музея — самого внушительного из них. Это была наиболее старая часть кампуса — исконный колледж. Время источило и раскрошило кирпич и камень прочих строений, но музей время словно бы поглощал — и теперь медленно исторгал его из себя так, как цемент, камень
Дом Лайамона из красного камня, узкий, с двухвершинной крышей, насчитывал три этажа в высоту. Дикий виноград оплел его так плотно, что оставалось только удивляться, отчего здание еще не обрушилось под этакой тяжестью. Цвета лоз неуловимо отличались от тех, что вились по стенам соседних особняков. Под одним углом казалось, будто листья отливают синюшным оттенком, под другим — зеленый тон в точности соответствовал глазам одной суматрийской змеи: Десмонд видел такую на цветной иллюстрации в книге по герпетологии.
Эту ядовитую рептилию колдуны йанских племен использовали для передачи сообщений, а иногда — как орудие убийства. Что имеется в виду под «сообщениями», автор не пояснял. Ответ на свой вопрос Десмонд отыскал в другой книге; но прежде чем ее прочесть, ему пришлось научиться читать на малайском языке, причем записанном арабской вязью.
Десмонд поспешил пройти мимо особняка — это зрелище не слишком его вдохновляло — и дошел наконец до общежития. Возвели его в 1888 году на месте прежнего здания, а в 1938 году основательно перестроили. Серая краска облезла. Несколько разбитых окон были заколочены фанерой. Доски крыльца просели и скрипели под его шагами. Дубовая входная дверь давно облупилась. Дверным молотком служила бронзовая голова кота с тяжелым бронзовым кольцом в пасти.
Десмонд вошел внутрь, пересек общую гостиную по истертому ковру, поднялся по дощатым ступеням на два пролета вверх. На серо-белой стене первой лестничной площадки чья-то рука давным-давно намалевала: «Йог-Сотот задолбал». Надпись много раз пытались смыть, но было очевидно, что эту оскорбительную и опасную фразу можно замазать только краской. Не далее как вчера какой-то юнец рассказал ему, будто никто ведать не ведал, кто это сделал, но на следующую же ночь после появления граффити одного из первокурсников обнаружили мертвым: он висел на крюке в стенном шкафу.
— Прежде чем покончить с собой, парнишка здорово себя изувечил, — рассказывал студент. — Меня в ту пору здесь еще не было, но я так понимаю, покромсал он сам себя — мало не покажется. Бритву пустил в ход — и в придачу раскаленный утюг. Повсюду — кровища, елдак с яйцами — на столе, еще этак разложены в форме египетского креста, а ты ведь знаешь, чей это символ. А вдобавок еще и штукатурку со стены ногтями ободрал — остался здоровущий кровавый след. Так на первый взгляд и не скажешь, что здесь человеческая рука поработала.
— Странно, что он прожил достаточно долго, чтобы повеситься, — заметил Десмонд. — При такой-то кровопотере…
— Ты че, издеваешься? — заржал юнец.
Лишь спустя несколько секунд Десмонд понял, что тот имеет в виду, — и побледнел как смерть. Позже он все гадал про себя, уж не разыграл ли старожил зеленого новичка — может, это традиционная шутка такая? Однако ж никого другого расспрашивать об этой истории не стал. Если уж его угораздило один раз выставить себя идиотом, второй раз он на эту удочку точно не попадется.
Уже в начале длинного коридора Десмонд услышал, как надрывается телефон. Он вздохнул и зашагал мимо закрытых дверей. Из-за одной донеслось сдавленное хихиканье. Десмонд повернул ключ в замке, захлопнул дверь за собой. Долго, очень долго простоял он на пороге, глядя на телефонный аппарат, а тот все звонил и звонил, напоминая ему, бог весть почему, стихотворение про австралийского бродягу, который нырнул освежиться в артезианский колодец. Подводное чудовище буньип, это загадочное и зловещее существо из австралийского фольклора, бесшумно и чисто расправилось с бродягой. А подвешенный над костром чайник все посвистывал да посвистывал, но никто его не слышал.
Вот так же и телефон все звонил и звонил.
На том конце провода — буньип.
Разом накатило чувство вины — даже уши заалели.
Десмонд пересек комнату, заметив краем глаза, как какая-то мелкая темная проворная тварь шмыгнула под просевшую, пропахшую плесенью кровать. Он остановился перед журнальным столиком, потянулся к трубке, коснулся холодного пластика, почувствовал вибрацию. Поспешно отдернул руку. Глупо, конечно, но Десмонду вдруг померещилось, что она ощутит его прикосновение и поймет, что он здесь, рядом.
Сердито заворчав, он развернулся на каблуках и отошел в противоположный конец комнаты. Заметил, что в плинтусе снова зияет дыра. Уходя, он загнал в пролом горлышком вниз бутылку из-под кока-колы, но ее вытолкнули наружу. Десмонд нагнулся, вставил бутылку на прежнее место, снова выпрямился.
На нижней ступени лестницы он все еще слышал телефонную трель. Хотя — как знать! — может, трезвон этот звучал только в его голове.
Внеся плату за обучение и подкрепившись в кафетерии — кухня оказалась на порядок лучше, чем он ожидал, — Десмонд отправился в службу подготовки офицеров резерва. Это здание выглядело куда приличнее всех прочих — возможно, потому, что находилось в ведении армии. И однако ж никакой проверяющий не признал бы его состояние удовлетворительным. А все эти орудия на платформах? Или студентов полагается обучать на оружии времен испано-американской войны? И с каких это пор сталь покрывается патиной?
Дежурный офицер искренне удивился, когда Десмонд попросил выдать ему форму и учебники.
— Прямо даже и не знаю. А вам известно, что вневойсковая подготовка для первого-второго курсов обязательной уже не является?
Десмонд продолжал настаивать, чтобы его внесли в списки. Офицер потер небритый подбородок, затянулся тонкой сигарой «Тихуана голд», выпустил колечко дыма.
— Хмм… Давайте посмотрим.
Он полистал книгу, обрез которой не иначе как погрызли крысы.
— Вот уж никогда бы не подумал! Действительно, в уставе возраст не упоминается. Впрочем, тут нескольких страниц не хватает. Не иначе как недосмотр. До сих пор мы с людьми вашего возраста дела не имели — такое никому и в голову прийти не могло. Но… что ж, если в уставе на этот счет ничего не говорится, значит… да какого черта! Вам оно, в конце концов, не повредит: в наше время все иначе — никакой там учебной полосы препятствий, ничего такого. Но господи, вам же шестьдесят! Ну и на черта вам сдалась эта армия?