Первокурсник
Шрифт:
Десмонд не стал пояснять, что во время Второй мировой получил отсрочку от призыва как единственный кормилец больной матери. С тех самых пор его мучило неотвязное чувство вины — но, по крайней мере, здесь он сможет принести пользу родной стране, пусть и малую.
Офицер поднялся на ноги — хотя выправка его оставляла желать лучшего.
— О’кей. Я распоряжусь, чтобы полагающиеся материальные средства вам выдали. Только предупреждаю, от этого старья только и жди какого-нибудь фокуса! Видели бы вы, что из этих орудий порою вылетает…
Пятнадцать минут спустя Десмонд вышел из здания со стопкой обмундирования и учебниками под мышкой. Поскольку
Десмонд зашагал к кварталу землячеств. Все здешние особняки имели арабские названия, за исключением Дома Хастура. Все они заметно обветшали вследствие небрежения, как и прочие университетские здания. Десмонд свернул на зацементированную дорожку, где в трещинах пробивались чахлые одуванчики и другие сорняки. По левую сторону торчал массивный покосившийся деревянный столб пятнадцати футов в высоту, весь изукрашенный резными головами и символами. Горожане называли его тотемным столбом и, конечно же, ошибались, ведь принадлежал он отнюдь не одному из племен Северо-Западного побережья и не индейцам Аляски. Этот столб да еще один такой же в университетском музее — вот и все, что сохранилось от сотен им подобных, некогда украшавших собою окрестности.
Проходя мимо, Десмонд провел большим пальцем левой руки у себя под носом, а указательным дотронулся до середины лба и пробормотал древнее выражение почтения: «Шеш-котоиаид-тинг-ононвасенк». Во многих прочитанных им текстах утверждалось, что каждый тамсикуэг обязан совершить этот ритуал, оказавшись рядом со столбом при нынешней фазе луны. Смысла фразы не понимали даже сами тамсикуэги, ибо унаследовали ее от другого племени, а может, из древнего наречия. Но она свидетельствовала об уважении, а несоблюдение традиции сулило несчастье.
Совершая обряд, Десмонд понимал, что выглядит глупо, — ну да лишняя предосторожность не помешает.
Некрашеные деревянные ступени скрипели под ногами. Веранда оказалась весьма просторной; проволока оконной сетки проржавела, продырявилась и от насекомых уже не спасала. Парадная дверь стояла открытой; изнутри доносились грохот рок-музыки, гомон множества голосов и острый запах марихуаны.
Десмонд собрался уже повернуть назад. В толпе он чувствовал себя до боли неуютно и при этом болезненно осознавал, что в силу своего возраста неминуемо привлекает к себе все взгляды. Но в дверном проеме уже воздвиглась гигантская фигура Уэнделла Трепана — и на плечо гостю легла здоровенная лапища.
— Заходите, заходите! — взревел Трепан. — Я представлю вас братьям!
Десмонд оказался втянут в огромную комнату, битком набитую молодежью обоего пола.
Трепан прокладывал себе путь сквозь толпу, то и дело останавливаясь, чтобы хлопнуть кого-нибудь по плечу и проорать приветствие и один раз — потрепать пригожую девицу по задику. Наконец они оказались в дальнем углу, где восседал профессор Лайамон — в окружении гостей заметно более старшего возраста. Наверное, аспиранты, предположил Десмонд. Он пожал жирную распухшую руку и промолвил: «Рад встрече», — не будучи уверен, что слова его не утонут в таком шуме.
Лайамон потянул его к себе, чтобы можно было расслышать хоть что-нибудь, и полюбопытствовал:
— Вы уже приняли решение?
Дыхание старика было не то чтобы неприятным, но он явно пил что-то такое, чего Десмонд никогда не обонял прежде. Красные глаза горели светом, как если бы в зрачках зажгли по крохотной свечке.
— Насчет чего? — проорал в ответ Десмонд.
— Сами знаете, — улыбнулся старик.
Железные пальцы разжались. Десмонд выпрямился. И внезапно похолодел — несмотря на то что в комнате было жарко и еще минуту назад он исходил потом. На что это Лайамон намекает? Не может того быть, чтобы старик на самом деле что-то знал. Или может?
Трепан представил Десмонда окружению Лайамона, а затем увел его обратно в толпу — знакомить с гостями. Большинство собравшихся, похоже, были членами братства Лам Кха Алиф либо женского землячества через дорогу. Единственным явным кандидатом на испытательный срок был чернокожий габонец. Отойдя в сторону, Трепан пояснил:
— Букаваи происходит из древнего рода шаманов. Для нас он истинное сокровище, если, конечно, примет наше приглашение, ведь Дом Хастура и Каф Дхал Вав из кожи вон лезут, чтобы его заполучить. По части исследований Центральной Африки наш факультет сейчас слабоват. Была здесь одна потрясающая преподавательница, Джанис Момайя, но десять лет назад она уехала в академический отпуск в Сьерра-Леоне — и пропала без вести. Не удивлюсь, если Букаваи предложили доцентуру, даже если номинально он первокурсник. Да не далее как давеча ночью он мне часть такого ритуала показал — вы просто не поверите. Я… ладно, не сейчас. Как-нибудь в другой раз. В любом случае, Букаваи безмерно чтит Лайамона, а поскольку старый пердун — глава факультета, габонец считайте что наш.
Внезапно губы его растянулись в стороны, зубы скрипнули, кожа побледнела под слоем грязи; Трепан сложился вдвое и схватился за объемистый живот.
— Что случилось? — удивился Десмонд.
Трепан покачал головой, глубоко вдохнул и выпрямился.
— Черт, больно же!
— Что такое? — не понял Десмонд.
— Мне не следовало называть его старым пердуном. Я думал, он не слышит, но он не через звук все воспринимает. Проклятье, да никто в целом мире не уважает его так, как я. Но, как говорится, язык мой — враг мой… ох, больше никогда, ни за что!
— То есть вы хотите сказать?.. — протянул Десмонд.
— Ага. А вы думали кто? Ладно, не берите в голову. Пойдемте туда, где можно хотя бы собственные мысли слышать.
И Трепан втянул Десмонда в небольшую комнатку, загроможденную полками. На полках выстроились всевозможные книги — романы, учебники, и тут и там — старинные, переплетенные в кожу фолианты.
— У нас тут чертовски классная библиотека, ни одно землячество такой похвастаться не может. Это одно из наших главных сокровищ. Здесь отдел открытого доступа.
Они протиснулись в тесную дверцу, прошли по недлинному коридору и остановились. Трепан достал из кармана ключ и отпер следующую дверь. Внутри обнаружилась узкая спиральная лестница. Ступеньки покрывал плотный слой пыли. Сквозь грязное стекло верхнего оконца просачивались тусклые лучи солнца. Трепан щелкнул кнопкой выключателя — и они поднялись наверх. Оказавшись на площадке третьего этажа, Трепан отпер еще одну дверь — на сей раз уже другим ключом. Они вошли в небольшую комнатку, загроможденную книжными полками от пола до потолка. Трепан включил свет. В уголке притулился столик и складной стул, на столе стояла лампа — и каменный бюст маркиза де Демброна.