Первопроходцы
Шрифт:
Так начались первые в истории археологической науки совместные раскопки русских и американских ученых на Алеутских островах.
Мы посетили Аляску и Алеутские острова спустя более ста лет после того, как этот суровый и прекрасный край, памятный нам, русским, подвигами наших земляков, первопроходцев, пионеров в его освоении, был в 1867 году, продан царским правительством за ничтожную плату в семь миллионов долларов. Вспомнились слова А.П. Чехова, сказанные об острове Сахалин как о месте для паломничества всех, кто ценит русскую славу, героизм русских исследователей и моряков. Сахалин, Камчатка, Алеутские острова памятны нашему
На Алеутских островах даже спустя столетие жива память о наших соотечественниках, первых поселенцах, основателях Русской Америки. Эту память, как мы убедились, не смогли стереть даже самые бурные события в истории, такие, как открытие золота Клондайка, как сравнительно недавний нефтяной бум, как взлеты и катастрофы экономики и политики США, отражавшиеся на судьбах Аляски. Свидетельством этой памяти является живой интерес американских и канадских ученых к истории освоения русскими Американского континента и прилегающих островов и их открытиям в Калифорнии, к путешествиям наших мореходов, ученых и деятеле!! торговых компаний в просторах Тихого океана и Арктики.
Но такой же живой интерес и искреннюю симпатию ко всему русскому, современному мы почувствовали и во время своих встреч со студентами, бизнесменами, простыми "средними" американцами — в самолете на пути из Нью-Йорка в Анкоридж, на официальных приемах, во время выступлений в университетских аудиториях, в беседах с алеутами.
Этим живым интересом и симпатией мы обязаны не только нашей миролюбивой научно-исследовательской миссии, но и тем давним подвигам мореплавателей России и дружественному отношению к населявшим Аляску народам, политике, которую проводили многие представители нашей страны в тех краях. Одним из таких выдающихся людей был и Иннокентий Вениаминов. Память о нем живет не только у нас, но и в далекой северо-западной Америке и на туманных Алеутских островах, скалистой россыпью раскинутых в океане.
Счастливою волею судьбы сохранилась на Уналашке церковь, рубленная Вениаминовым и его помощниками-алеутами. Он сам обучил их этому искусству. Понятно, что нас, историков, среди всего прочего не могли не интересовать на Умнаке и на Уналашке старые церкви с их архивами, где могли обнаружиться новые сведения о Русской Америке, о деятельности наших соотечественников в этом далеком краю.
Правда, вторая мировая война сказалась и здесь. Из-за угрозы нападения на Алеутские острова японцев после их вероломного варварского нападения на Пирл-Харбор местное население — алеуты были вывезены на материк. Пострадали и архивы: известно, что в одном из магазинов Уналашки продавались бумаги, подписанные последним правителем Российско-Американской компании князем Максутовым.
В церквах Умиака и Уналашки сохранилось немало интересного: есть иконы конца восемнадцатого или начала девятнадцатого века, писанные маслом на холсте в духе русской академической классики. Одна из них датирована 1794 годом. И тут нам вспомнился рассказ о том, как во время крушения судна "Нева" на берег моря оказались выброшенными подобного типа иконы.
В 1799 году была основана одна из самых крупных торгово-промышленных компаний дореволюционной России — Российско-Американская, в создании которой важную роль сыграл Григорий Шелихов, "Колумб Российский" по выражению Державина, рыльский купец, обосновавшийся в Иркутске. И как раз иркутской работы иконная риза оказалась на Уналашке, в алеутском селении Никольском. Не удивительно, конечно, но замечательно. Замечательно, как свидетельство конкретных связей Алеутских островов с Сибирью, алеутов с русскими.
Зайдя в Никольскую церковь, мы увидели государственный флаг Соединенных Штатов Америки: Аляска с 1867 года является американской территорией, а сто лет спустя, в 1967 году, получила права штата, сорок девятого по счету; А когда речь заходила о русских, о книгах, о наших археологических раскопках, иными словами, о чем-либо связанном с нашей страной, наши собеседники часто с большим чувством вспоминали Иннокентия Вениаминова. Им было приятно слышать, что один из их гостей — автор этих строк — земляк Вениаминова, что он даже учился в свои юношеские годы в той же самой школе в селе Анга на реке Лене.
Старинное село Анга было родиной двух замечательных людей, оставивших после себя каждый по-своему глубокий след в истории русской культуры и общественной жизни.
Один из них — сын русского крестьянина и бурятки, Афанасий Прокопьевич Щапов, вошел в историю русской историографии, по выражению М.Н. Покровского, как первый крестьянский историк России, убежденный демократ, страстный противник крепостничества. Это он, казанский профессор Щапов, выдвинул идею, что подлинным творцом истории и главной ее движущей творческой силой был крестьянин, а не цари и воеводы. Он же выступил с обличительной пламенной речью на панихиде по расстрелянным крестьянам села Бездна, за что был лишен профессорской кафедры и сослан на свою каторжную родину — в Сибирь, в Иркутск.
Судьба же второго, еще, быть может, более знаменитого уроженца Анги сложилась иначе и во многом необычно. Память о нем, как и о его земляке Щапове, бережно хранилась односельчанами и передавалась из поколения в поколение. Рассказ о них впервые мне удалось услышать, когда я учился в младших классах Ангинской школы, где учителем работал мой отец.
Настоящее имя второго прославленного выходца из Анги — Иван Попов. Иннокентием Вениаминовым он стал называться позже, и об этом — речь впереди.
Он родился 27 августа 1797 года в семье пономаря Ильинской церкви Евсевия Попова. Жизнь в семье ничем не отличалась от той, которую вели ангинские крестьяне-бедняки. Отец Ивана умер, едва дожив до сорокалетнего возраста. Мальчику тогда было около пяти лет. Мать с четырьмя детьми осталась в "беспомощном положении", как писал впоследствии биограф И. Вениаминова И. Барсуков.
В Анге до сих пор чудом сохранились два дома. Один — священнический. Второй — причетника, построенный, по-видимому, в первой половине XVIII века, рубленный топором, с потолком из круглых бревен (не умели еще в ту пору пилить доски). В нем, должно быть, и родился Вениаминов — Попов.
Толковый мальчик уже семи лет читал. Но даже и по праздникам он был вынужден носить все тот же домотканый крестьянский зипун и самодельную обувь — "чарки". Вспоминая свою юность, И. Вениаминов писал: "Учился я хорошо, но чистого без мякины хлеба до выхода из семинарии не пробовал". В Иркутской семинарии, где учился Вениаминов, изучали обычные для такого рода учебных заведений предметы: богословие по учебнику Сильвестра, ректора Казанской духовной академии, в основе которого лежала система, разработанная еще Феофаном Прокоповичем при Петре I, философию по учебнику Баумейстера, риторику по книге Буггия с русскими примерами по Ломоносову.