Первозимок
Шрифт:
– Хорошо, Расхват... Хорошо...
– повторял Петька в то время, как Расхват, не жуя, проглатывал свою скромную премию.
– А теперь пойдем домой, утренняя гимнастика окончена...
«До военной дисциплины, конечно, еще далеко, - раздумывал на обратной дороге Петька, - но все идет к этому...» - И ласково шевелил густую шерсть на загривке собаки.
Расхват в ответ норовил благодарно лизнуть ему руку. Это ему по молодости прощалось.
А дома бабушка кормила обоих завтраком: и тому, и другому - картошка. Только Петьке иногда чищеная,
А на дальнейшие тренировки не только Сережка, но и бабушка тоже не забывала расстараться добыть где-нибудь малость мясных отходов или косточек, собственноручно проваренных ею как надо...
Война продолжалась, но жизнь на отвоеванной земле, хоть и с трудом, потихоньку налаживалась: в колхозе как-никак, а засеяли силами женщин, стариков, старух, почти без тягла, озимые - семенами, что подослал тыл. Хоть с немноголюдными, будто выкошенными классами, а все ж, как полагается, первого сентября начали работать школы.
И Петька понимал - хочешь не хочешь, а, пока ты еще не солдат, надо идти в школу.
Заматеревшего, ростом почти с новорожденного телка Расхвата уже не требовалось запирать в избе, чтобы как маленький, не увязался за Петькой.
Пометавшись по избе, когда Петька уходил, Расхват, уже зная, где школа, от нечего делать пристраивался мешать бабушке на огороде или во дворе, в поле...
Часам к двенадцати Расхват сбегал со двора и присаживался у пня метрах в ста от школы, где определял ему постоянное на такой случай место хозяин - Петька.
Сев на задние лапы, Расхват терпеливо дожидался, когда донесутся до его чуткого уха голоса ребятни, по которым он безошибочно мог определить окончание занятий, вскакивал от нетерпения, чтобы пробежаться туда-сюда, успокаивал таким образом свои нервы и опять усаживался возле пенька, уже высматривая в стайке ребят своего хозяина... А Петька тоже еще от школьного порога видел своего Расхвата, окликал Сережку, и частенько они уже втроем поворачивали в осенний лес, чтобы разойтись по домам к вечеру. Хотя за это Петька отделывался лишь почти неслышной воркотней бабушки, а Сережке, судя по всему, хоть он и не жаловался никогда, доставалось крепко...
Деревенская жизнь упрямо входила в свое завсегдашнее русло, однако вхождение это было трудным и медленным - рабочих рук в колхозе остро недоставало. Бригадир Елизар прямо-таки свирепствовал, выгоняя всех, кроме ребятни, на работу. Даже Петькина бабушка, которой по всем законам греться бы сутками на печи, иногда от зари до зари ковырялась в поле: где заравнивали, где закапывали воронки, траншеи, готовя землю под весенний сев... А когда пахали под озимые, она и лемех тянула вместе с другими, впрягшись, как кобыла или как бурлак на известной картинке, в веревочную лямку...
Мрачные слухи будоражили округу: нет-нет да и находил кто-нибудь фашистские бумажки, отпечатанные на русском языке, в которых немцы не столько угрожали, сколько издевались над колхозницами: мол, пашите, пашите, русское быдло, сейте как следует - хлеб немецкой армии нужен, нужны озимые, нужна пшеница, нужен овес, картошка...
Но угрозы - угрозами, слухи - слухами, а в один из дней всю округу облетела жуткая весть.
Опять в далекой Староверовке побывала ночью банда Аверкия: женщину - председательницу староверовского колхоза и шестнадцатилетнюю учительницу тамошней школы бандиты, растерзав, повесили. Двоим малым детишкам председательши вдребезги разбили головы о камень, подожгли правление, колхозный амбар и дома, в которых жили родственники фронтовиков...
А через неделю - почти такая же новость из другой отдаленной деревни, что относилась уже к соседнему району...
Аверкий совершал свое черное дело и уходил - как растворялся в ночи: где-то среди болот, не иначе...
Неразговорчивые, хмурые военные, что метались по районам в линялых гимнастерках, потому и были хмурыми, наверное, что банда уходила от них...
Эти слухи только подстегивали Петьку еще активнее и напряженнее проводить свои тренировки с Расхватом... Раз он даже самого Сережкиного отчима дядьку Елизара удивил. Он занимался с Расхватом на небольшой поляне, уже прихваченной изморозью, довольно далеко от дома, но близ дороги, которая вела в райцентр.
На сегодня у Петьки намечено было, как всегда, закрепить прежние навыки и отработать еще мало освоенные Расхватом команды, действия.
Пока не совсем удавались Расхвату высота и преодоление сложных барьеров. Хотя прыгал тот и взбирался на кручи, если ему хотелось, как пантера. Но это была его самодеятельность, а надо, чтобы он умел все, как требовала того тетрадь, с которой Петька не расставался ни на минуту даже ночью, кладя ее под голову, как не расставался и со своими собственными записями о ходе и планах тренировки.
На опушке поляны лежало упавшее дерево, наклонно возвышающееся почти на два метра от земли, благодаря высохшим, без листвы, но еще прочным ветвям, которые уткнулись в землю и не давали дереву завалиться вовсе.
Этот осиновый «бум» сама природа подготовила для Расхвата.
Ни мяса, ни какого другого лакомства на этот раз у Петьки не было, чтобы начать отработку навыков Расхвата проверенным и надежным методом, поэтому Петька решил для первого раза провести Расхвата по осиновому стволу за поводок.
Взобрался на комель первым и потянул кобеля за собой...
Но, видимо, тот уже прочно усвоил самый первый и самый приятный для него навык: манящие съестные запахи в начале тренировки... Таковых не чувствовал, а ствол был корявый, суковатый, и Расхват явно не торопился взобраться на него вслед за Петькой.
Поводок натянулся.
– Что? Не слушается?!
– неожиданно, если не злорадно, то насмешливо, прозвучало со стороны дороги.
И прежде чем Петька успел сообразить, кто это издевается над ним, Расхват со вздыбившейся на холке шерстью рванул к дороге, чуть не сдернув Петьку на землю.