Первозимок
Шрифт:
Мальчишки, чтобы получше рассмотреть кобелька, присели на корточки. А тот сразу метнулся к ним, словно бы тоже уговаривая купить его или взять себе (что он мог понимать в торговле?!), сначала ткнулся носом в босую Петькину ногу, потом лизнул Сережкину ладонь, которую тот протянул к нему.
– Ишь ты!.. Есть просит...
– сочувственно сказал Петька, взглянув почему-то на хозяина.
– Просит, - согласился тот.
– И его откармливать еще надо. А потому конец свиданию, ребятки. Надо мне, как ни крути, что-то придумывать насчет пропитания... Так-то вот! Такие дела...
– Дядь Савелий...
– осторожно начал смекалистый
Самопряхиным Петьку прозвали по бабке. Мать его погибла, ненамного пережив отца, под бомбежкой во время эвакуации, потому жил он с бабушкой, которая, чтобы прокормить себя и внука, сутками напролет просиживала над прялкой, не отвергая ни одного заказа... Но ведь и платили люди скромно: несколько картофелин, ложка-другая подсолнечного масла, кусок хлеба...
Савелий наконец опять поерошил бороду и взглянул на мальчишек.
– Дядь Савелий, - начал заново Петька, - мы потом тебе - ну, когда-нибудь - как только сумеем... А мы это постараемся!
– подчеркнул он.
– Мы даже больше яиц принесем! И еще чего-нибудь, чего захочешь, - все принесем! Только ты не отдавай Расхвата нарасхват! А? Скажи всем, что он уже продан. Подожди, пока мы плату тебе принесем! Мы найдем эти двадцать яиц, раз нужны! А, дядь Савелий?!
Тот подумал, почесал затылок, потом опять бороду, снова шумно вздохнул и решил, придвигая к своим ногам собачонка:
– Что ж... Пусть будет по-вашему! Только слово должно быть крепким. Чтоб не обнадеживать напрасно. А кобель - что надо, потому и не хочется, чтоб в плохие руки попал кому... Его ведь и обучать надо по писаному. А то пропадет зазря вся его породистость. Лаять, как простая дворняга, - это ему продешевить всю свою жизнь собачью. А он работать сможет и, если надо, лучше другого человека воевать станет... Особо - если кто малообстрелянный - тогда и вовсе...
– Дядя Савелий помедлил, щекоча Расхвата между ушей.
– Я ведь эти бумаги, в которых написано все про его школу собачью, - ну, которые мне старшина дал, - прочитал, мало-помалу разобрался. Говорится там, к примеру, что собака должна служить человеку за совесть. И люди говорят, к примеру опять, что она - собака, значит, друг человека. Это верно. Только одному она - друг, а другому, как понадобится, - враг. Слов наших человеческих она не понимает, но ее приучать надо к разным командам. Она их но звукам, значит, запоминает. Скажешь тогда: «Лежать!» - будет ложиться, «Рядом!» - пойдет рядом... Или: «Ко мне!», «Гуляй!» - разные команды есть. Иногда учишь, надо сначала мяском ее или хлебушком, лаской приваживать, пока она все это в собачьей голове своей намертво задолбит, вроде бы как вы умножение заучиваете: дважды два - и не надо думать, а знаете - четыре... Правил тут много, как воспитать ее. Или - выучить. И значит, еще...
– Савелий опять по привычке тронул свою бороду.
– Один ее должен учить, чтобы хозяина знала! Щас я...
– Уводя с собой кобелька, Савелий прошел в избу, потом вернулся и подал Петьке тетрадку.
– Вот они, правила эти. Написано тут понятно. А раз вы всерьез сказали, что берете кобелька, - верю и даю вам тетрадку загодя.
Петька сунул тетрадь за пазуху.
Некоторое время Сережка и Петька шли молча. Шли и думали, пока не осталась далеко за спиной изба дядьки Савелия, думали каждый сам по себе, но, не сговариваясь, оба размышляли об одном и том же.
В самом главном хозяин Расхвата был прав: не только у них в деревне, но, по слухам, и в других селах - далеко окрест - собака после оккупации была редкостью...
А может, и не это было самым главным.
– Хороший кобелек...
– знающим тоном неожиданно подытожил свои раздумья Петька, когда избы дядьки Савелия стало уже не видно. Тронул тетрадку за пазухой.
– Собака из него будет что надо...
– Худой, а гладкий, - дополнил его соображения Сережка.
– Шерстинка к шерстинке... И цвет какой: сам темный, а на ногах будто носки белые... И на лбу - как нарисовано белым - треугольник...
Мальчишки говорили и думали о собачонке, как о своей будущей собственности, хотя пока не представляли, как они его будут содержать, где устроят его, чем станут кормить... Но об одном, самом важном пока, не забывали и потому даже не считали нужным говорить: собаку предстояло еще выкупить.
– Красивый, а голодный, - завершил свою оценку Расхвата Сережка.
– Скулит... Наверное, молока просит... Мать-то его, должно быть, к немцам попала?..
– Может, попала, - согласился Петька.
– А может, просто за едой пошла - они ее и пристрелили. Им человека убить - как раз плюнуть. А собаку там...
– Вот если бы кошка с котятами где была...
– размечтался Сережка, позабыв, что Расхват - давным-давно уже не крохотный щеночек.
– Я слышал, что кошки вместе со своими детятами собачьих тоже кормят.
– Послушай! А если коза?
– встрепенулся Петька.
– Козье молоко и люди едят! Значит, собаки тоже.
– А козу где ты найдешь?
– уставился на товарища Серега.
– Если кошки не могли попрятаться от фашистов...
– Есть коза!
– возбужденно перебил его Петька.
– У наших родственников есть, в Староверовке! Они раньше вернулись, и - козу с собой! Бабушка говорила мне: у нее вот-вот козлята будут.
– А что же ты молчишь?..
– обидчиво упрекнул Сергей, останавливаясь посреди широкой и когда-то по-настоящему жилой улицы: огород к огороду - по обе стороны, с глазастыми окнами изб и проторенной дорогой посредине.
– Как молчу?!
– возмутился, тоже останавливаясь напротив друга, Петька.
– Я же наоборот говорю!
– Так надо было раньше! Мы бы выпросили у дядьки Савелия Расхвата - не насовсем пока, а только покормить. И отвели бы его к этой козе.
– Так она и подпустила его!..
– немножко издевательски, но снисходительно, как маленькому, принялся растолковывать Петька.
– Если тигра подпустить к корове вместо теленка - она обрадуется? Накормит?
– Так ведь можно и принести молока?
– сманеврировал Сережка.
– Принести - это другое дело, - согласился Петька.
– А дадут нам?..
– справедливо засомневался Сережка.
Тут Петька спорить не стал.
– Может, и не дадут... Но попыток - не убыток, - вспомнил он одно из бабушкиных присловий. И тут же вспомнил другое: - Не дадут - уйдем назад: от чужих ворот не велик и поворот. Айда! До Староверовки всего лишь день и идти-то! А если бегом - туда и назад: к ночи обернемся!
– Мать да Елизар не заругали бы...
– вспомнил Серега, уже делая первый быстрый шаг рядом с Петькой.
– Потерпишь, если и отругают, - спокойно разрешил этот вопрос Петька.
– А Расхват околеть может с голоду!