Первые голоса.
Шрифт:
Мужчины сами пригласили женщин к себе, они разожгли костры и стали петь и плясать.
Женщины сидели вокруг, скрестив ноги.
Мужчины пели и плясали всю ночь. Они извивались, как змеи, и летали, как птицы.
Когда рассвело, они повалились от усталости на землю. Женщины бережно их поднимали и поили водой.
А там, где женщины сидели, на земле остались зубы.
В отдаленные времена женщины сидели на носу каноэ, а мужчины — на корме. И не мужчины, а женщины охотились и ловили рыбу. Они уходили из деревень и возвращались когда им вздумается.
Такой жизнью жили индейцы она и яганы на Огненной Земле, и жили они так до тех пор, пока в один прекрасный день мужчины не убили всех женщин и не сняли с них страшные маски, которые те носили, чтобы мы их боялись.
Они оставили в живых только недавне родившихся девочек. Воспитывая их, убийцы постоянно повторяли, что назначение женщин — служить мужчинам. Девочки им поверили. Верят и их дочери и дочери их дочерей.
Могущество
В землях, где зарождается река Хуруа, жил Мескино, хозяин маиса. Он давал только жареные зерна, чтобы никто не мог их посеять.
Но одной ящерице удалось украсть у него сырое зерно. Мескино поймал ящерицу, разодрал ей рот и пальцы на руках и ногах, но она спрятала зерно за последним зубом. А потом выплюнула это зерно на общую землю. Но навсегда остались у нее большой рот и длинные пальцы.
Мескино был также хозяином огня. Однажды прилетел к нему попугай и принялся плакать навзрыд. Мескино швырял в него всем, что подвернется под руку, но попугай ловко увертывался. А когда Мескино запустил в него горящую головешку, попугай схватил ее своим огромным, как у пеликана, клювом и полетел прочь. Он летел, оставляя за собой огненный след из ярких искр. На ветру головешка разгорелась, вспыхнувший огонь обжигал попугаю клюв, но он долетел до леса раньше, чем Мескино спохватился, ударил в свой барабан и напустил проливной дождь. {150}
Попугай успел спрятать горящую головешку в дупло дерева, а сам кружил под струями ливня. Вода погасила огонь, уже занимавшийся на его перьях. Клюв же у него навсегда остался коротким и крючковатым с белой отметиной от ожога.
Другие птицы защитили своими телами украденный огонь.
На рассвете долетевшие с горы звуки рога возвестили, что настал час стрел и духовых трубок.
А когда спустилась ночь, от деревни остался лишь пепел.
Один человек затаился среди мертвых. Он намазал свое тело кровью и притворился убитым. Это был последний оставшийся в живых палавийанг.
Когда враги ушли, он поднялся и огляделся вокруг. Деревни больше не существовало. Он ходил среди мертвых соплеменников, с которыми еще недавно делил голод и пищу. Искал хоть кого-нибудь, кто остался в живых, но безуспешно. Мертвая тишина оглушала. От запаха дыма и крови кружилась голова.
Он почувствовал отвращение к жизни. Он вернулся к своим мертвецам и лег среди них.
С первыми лучами солнца прилетели грифы и кондоры. Однако он ни на что не обращал внимания и желал только смерти.
Но тут Дочь кондора проложила себе дорогу среди огромных птиц, круживших над мертвыми, мощно взмахнула крылами и ринулась вниз.
Человек успел ухватить её за лапы, и она унесла его далеко-далеко.
Один эскимос с луком в руках гнался за оленем, когда его неожиданно окликнул орел:
— Я убил твоих братьев и убью тебя, — сказал орел. — Если хочешь спастись, устрой в своей деревне большой праздник. Чтобы все плясали и пели.
— Праздник? — удивился эскимос. — Что это значит? И что значит петь и плясать?
— Идем со мной.
Орел привел его на свой праздник. Там было много гостей, вдоволь еды и питья. И барабан бил громко, как сердце старой орлицы, с волнением следившей за сыновьями из своего дома, прилепившегося среди снегов и льдов на самой вершине горы. Волки, лисы и другие гости плясали и пели до зари.
Охотник вернулся в свою деревню.
А много времени спустя он узнал, что старая орлица, как и все старики из рода орлов, отличается быстротой и силой. Люди, которые в конце концов научились петь и плясать, благодарили на своих праздниках орлов, их благодарность приносила орлам радость и согревала им кровь.
Когда спадали воды Ориноко, на пирогах приплывали карибы, вооруженные боевыми топорами.
Никто не мог остановить сыновей ягуара. Они стирали с лица земли деревни и вырезали флейты из костей своих жертв.
Они никого не боялись. Только призрак, порожденный их собственными сердцами, наводил на них ужас.
Он подкарауливал их, спрятавшись за ствол дерева. Он ломал мостки, по которым они проходили, натягивал на их пути лианы, чтобы они споткнулись. Он ходил по ночам и, чтобы обмануть карибов, всегда шел {151} к ним спиной. Он был в камне, который скатывался с горы, в болотной кочке, которая расступалась под ногой, в листе ядовитого дерева, в укусе паука. Он дул, опрокидывая их навзничь, насылал через уши лихорадку, похищал у них тень.
Он не был болью, но насылал болезнь. Не был смертью, но убивал. Его звали Канайма, и он родился среди победителей, чтобы мстить за побежденных.
Виракоча разогнал облака и повелел солнцу прислать на землю сына и дочь, чтобы они освещали дорогу слепым.
Дети солнца спустились на землю на берегу озера Титикака и отправились в путь по ущельям Кордильер. У них был большой жезл. В том месте, где жезл уйдет в землю с первого удара, они должны были основать новое царство и править, как их отец, который одаряет всех светом и теплом, проливает дожди, опрыскивает землю росой, поднимает колосья с зерном, умножает стада и не упускает ни одного дня, чтобы посетить наш мир.
Тут и там пытались дети солнца воткнуть в землю свой золотой посох, но земля не принимала его, и они шли дальше.
Они поднимались на высокие горы, переправлялись через бурные потоки, пересекали широкие равнины. И где ни ступала их нога, все преображалось: высохшие земли становились плодородными, болота высыхали, разлившиеся реки возвращались в свои русла. Утром их сопровождали дикие гуси, а по вечерам — кондоры.
И наконец, недалеко от горы Занакаури детям солнца удалось вонзить посох в землю. Как только земля его приняла, в небе вспыхнула радуга.