Первые люди
Шрифт:
Мы желаем удачи тебе и Гольдбауму. Твои письма говорят о том, что ты меняешься, Хэрри. Мы и сами чувствуем, что в нас происходят перемены. Когда я записываю наши планы и идеи, они кажутся слишком очевидными для того, чтобы быть значительными. Мы просто собираем группу одаренных детей и даем им знания и любовь. Достаточно ли этого, чтобы прорваться в неизвестную и неизведанную область человеческого существа? Увидим. Привозите нам детей, Хэрри. И мы увидим.
С любовью Джин.
Ранней весной 1965 года Хэрри Фелтон прибыл в Вашингтон и сразу же направился в Белый дом. Фелтону только что исполнилось пятьдесят лет. Он был высок и худощав, с приятным
Напротив, он сердечно встретил его, и они вдвоем прошли в небольшой кабинет в Белом доме. Эггертон предложил тост за доброе здоровье, и беседа началась.
Первым делом министр высказал предположение, что Фелтону должно быть известно, зачем его вызвали в Вашингтон.
– Не могу сказать, что мне это известно, - ответил Фелтон.
– У вас замечательная сестра.
– Я давно знаю об этом, - улыбнулся Фелтон.
– Вы очень сдержанны, - заметил Эггертон.
– Насколько мы знаем, даже самые близкие ваши родственники никогда ничего не слышали о человеке-плюс. Сдержанность - похвальная черта.
– Может быть, может быть. Но все это было давно.
– Правда? Значит, вы не имели в последнее время известий от вашей сестры?
– Почти год, - ответил Фелтон.
– И это не тревожит вас?
– Почему это должно меня тревожить? Мы очень близки с сестрой, но ее работа не предполагает светского общения. В наших отношениях часто бывали долгие паузы, прежде чем я получал от нее весточку. Мы жертвы общения по переписке.
– Я понимаю, - кивнул Эггертон.
– Однако, судя по вашим вопросам, мне становится ясно, что вызовом к вам я обязан своей сестре.
– Именно так.
– С ней все в порядке?
– Насколько нам известно, да, - спокойно ответил министр.
– Тогда чем я могу быть вам полезен?
– Помогите нам, если это возможно, - так же спокойно сказал Эггертон. Я собираюсь рассказать вам, что произошло, мистер Фелтон, и тогда, надеюсь, вы постараетесь нам помочь.
– Возможно, - согласился Фелтон.
– Я не буду рассказывать вам о сути проекта. Вы знаете о нем столько же, сколько любой из нас, а может быть, даже и больше - вы ведь были у его истоков. Поэтому вы понимаете, что такой проект должен быть или воспринят очень серьезно, или самым грубым образом высмеян. На сегодняшний день он обошелся государству в одиннадцать миллионов долларов, и это совсем не смешно. Проект с самого начала был уникальным и исключительным. Я намеренно употребляю эти слова. Успех проекта зависел именно от создания исключительной и уникальной окружающей среды. Поэтому мы и согласились не посылать в резервацию комиссию в течение пятнадцати лет. Конечно, за эти годы мы провели ряд совещаний с участием мистера и миссис Арбалейд и некоторых из их коллег, включая профессора Гольдбаума.
Однако в ходе совещаний нам стало ясно, что о каких-либо результатах информации мы не получим. Нас уверяли, что эксперимент удался, что все великолепно и замечательно, но не более того. Мы честно выполняли обязательства, принятые нашей стороной, но в конце пятнадцатилетнего периода вашей сестре и ее мужу было объявлено о намерении послать в резервацию группу экспертов. Но они попросили отсрочки, ссылаясь
Эггертон сделал паузу и внимательно посмотрел на Фелтона.
– И что вы там обнаружили?
– спросил Фелтон.
– А вы не знаете?
– Боюсь, что нет.
– Хорошо, - медленно сказал министр.
– Понимаете, я чувствую себя совершенным идиотом, когда вспоминаю об этом. Мне становится страшно. Когда я пытаюсь об этом рассказать, получается полная бессмыслица. Мы действительно поехали туда, но ничего не увидели.
– Как?
– Я вижу, вас это не очень удивляет, мистер Фелтон?
– Видите ли, меня никогда не удивляло ничего из того, что делает моя сестра. Вы имеете в виду, что заповедник был пуст - в нем не было и следа чего бы то ни было?
– Я имею в виду совсем другое. Я мечтал бы, чтобы увиденное нами имело черты человеческой жизни и было земным. Или чтобы ваша сестра и ее муж оказались неразборчивыми в средствах обманщиками, надувшими правительство на одиннадцать миллионов. Это бы было намного приятнее, чем то, что мы увидели. Понимаете, мы не знаем, что произошло в резервации, потому что ее вообще нет.
– Что?
– Именно так. Резервации нет вообще.
– Послушайте, - улыбнулся Фелтон.
– Моя сестра замечательная женщина, и она не могла исчезнуть вместе с восьмью тысячами акров земли. Это на нее не похоже.
– Я не нахожу вашу шутку удачной, мистер Фелтон.
– Вы правы. Извините меня. Но только что остается думать, если это полная бессмыслица. Как мог участок в восемь тысяч акров земли исчезнуть с того места, где он находился? Там что теперь - провал?
– Если бы газетчики узнали об этой истории, они сделали бы еще более сногсшибательный вывод, мистер Фелтон.
– Вы не могли бы объяснить, в чем дело?
– Именно этого я и хочу. Только не объяснить, а описать. Этот участок находится на территории Национального заповедника в Фултоне, характернейшей из областей с холмистым рельефом и богатой лесами. Участок был обнесен колючей проволокой и контролировался военизированной охраной. Я отправился туда вместе с членами нашей комиссии генералом Мейерсом, двумя военными врачами, психиатром Гормэном, сенатором Тотенвелом из Комитета обороны и педагогом Лидией Джентри. Мы пересекли страну на самолете и проехали оставшиеся шестьдесят миль пути на двух правительственных машинах. К резервации вела грунтовая дорога. У границы участка нас остановила охрана. Резервация была перед нами. Но как только охранники подошли к первому автомобилю, она исчезла.
– Просто так?
– прошептал Фелтон.
– Совсем бесшумно?
– Именно так. Бесшумно. Одно мгновение - и вместо раскидистых секвой перед нами оказалась серая пустынная земля. Ничто.
– Ничто? Это только слово. А вы пытались войти туда?
– Да, пытались. Лучшие ученые Америки пытались это сделать. Я лично не очень большой смельчак, мистер Фелтон, но и я набрался смелости пройти по серой кромке земли и коснуться ее рукой. Было очень холодно и неприятно. Так холодно, что вот эти три пальца покрылись волдырями.