Первые нити паутины
Шрифт:
— И для этого мне нужно использовать свое восприятие магии, — пробормотал я.
— Именно так.
Проблема заключалась в том, что свою магию я никак особо не воспринимал. Вот была внешняя стихия, вот внутренняя, вот таким образом силой насыщались руны… Это работало, потому что работало. Ну вот так, как двигались мои руки или ноги. И пример, приведенный профессором, о его собственном восприятии магии как огромного скелета, тоже нисколько не помог, только еще больше запутал. Как вообще можно представить магию в виде скелета? У них же нет ничего общего!
Где-то минуту
Я представил, как тянусь в свой внешний водоворот этими самыми щупальцами, как еле касаюсь его поверхности, как несколько крошечных капель силы впитываются в щупальца, и как я вывожу взятую силу во внешний мир в виде обычного куска льда — пытаться создать красивую статуэтку в этот раз я даже не пытался.
Силуэт пустого сосуда за долю мгновения заполнился иллюзорной водой, потом она выплеснулась из него фонтаном, а сам силуэт пошел рябью и исчез.
Потом до меня донесся слабый, на пределе слышимости, звук, будто бы где-то далеко трескалось стекло, и почти сразу после этого на аудиторию одна за другой обрушились несколько волн, почти на половину состоявших из ломкого льда. Потом на стол Коры рухнул целый косяк рыб, таких же белесых, как та, что перед этим оказалась у меня в руке. На пол рядом с двумя сестрами свалилась, извиваясь, морская змея. Еще в паре футов в стороне в воздухе появился большой ком темно-зеленых водорослей и рухнул на голову парню, чье имя я пока не запомнил, а небольшой осьминог — я даже не понял, откуда он взялся — обнял Сельму за талию так крепко, будто никогда не хотел с ней расставаться…
Несколько секунд в аудитории царило ошеломленное молчание.
— А как же… щиты? — подал я голос.
— Это… да, это интересный вопрос, — через силу выдавил профессор. Все его прежнее хорошее настроение будто смыло волнами, принесенными моей магией.
Несколько минут ушло на то, чтобы убрать из аудитории все следы морской жизни. Ну что ж, по крайней мере, в отличие от вчерашнего дня, физически никто не пострадал, только, может быть, морально…
— Ну… — сказал профессор и откашлялся. — Ну что ж, на примере Рейна мы можем сделать вывод, что хороший контроль над магией вовсе не всегда переходит в хорошее умение использовать ее смягченный вариант, как обещает нам теория. Сельма, давай попробуем с тобой. Главная стихия Воздух, верно?
Остаток занятия прошел на удивление спокойно. Сельма с легкостью и с первого раза смогла призвать магию так, чтобы силуэт сосуда наполнился только наполовину. То же самое удалось Коре и еще паре студентов.
Только вот, когда время занятия закончилось и все начали собираться, профессор Яндре повернулся ко мне.
— Рейн, задержись.
Он вернулся к своему столу, раскрыл одну из папок и что-то там рассматривал, пока последние из студентов не ушли, потом движением руки заставил дверь закрыться и повернулся ко мне.
— В документах, полученных Академией от твоего клана, сказано, что при инициации ты получил восемь камней. Это так?
Я молча кивнул.
— Забавнейшая вещь. У меня ведь тоже восемь камней. А еще я мастер всех четырех стихий. Однако сегодня ты снес мои щиты всего за пару мгновений и так легко, будто они были сделаны из бумаги. У тебя есть какие-нибудь объяснения подобному феномену?
— Ну… — сказал я. — Я ведь не специально.
Профессор коротко хохотнул.
— Верю. Очень даже верю, что не специально, и это делает всю ситуацию еще забавнее… Знаешь, есть амулеты, обычно старые и запрещенные, которые в разы усиливают природный уровень магии. Есть артефакты, подобное же воздействие которых длится еще долго после того, как коснувшийся их маг уходит из места, где они лежат. Наш мир, знаешь ли, велик и интересен, и содержит множество удивительных вещей.
Я молчал.
— Что, у тебя нет объяснений?
Я покачал головой.
— Хм. Ну ладно. А можешь объяснить тот факт, что попытка смягчить работу с магией дала противоположный эффект? Если вернуться к аналогии с камнями, падающими в течение реки дикой магии, то твоя последняя волшба выглядела скорее как огромный булыжник.
— Вы сказали, использовать свое восприятие магии, вот я и использовал.
— И как оно выглядело? — заинтересовался профессор.
— Ну, — я ненадолго замялся, но потом все же решил сказать правду: — Как Могильная Гирза.
— Что? Почему?
Я пожал плечами.
— Вы описали свое восприятие как огромного живого скелета и мне подумалось, что оно должно быть именно таким — страшноватым. Или я не прав?
Мои реальные рассуждения были, конечно, совсем не такими, но о них я рассказывать не собирался.
Профессор несколько раз недоуменно моргнул.
— Нет, восприятие магии вовсе не должно быть страшноватым. Оно вообще не обязано соответствовать каким-то определенным нормам или правилам. У каждого человека оно свое и может быть каким угодно. Хоть шестирукой рыбой.
Мое воображение, не спрашивая моего на то согласия, воссоздало ледяную рыбину, которая уставилась на меня выпуклыми глазами и умоляюще проговорила: «Может не надо шесть рук, а?»
Я даже встряхнул головой, чтобы выбросить из нее абсурдную картинку.
— Что ж, — сказал профессор. — Время подобрать другое восприятие магии у тебя еще есть. Попробуй что-нибудь противоположное Гирзе… А насчет твоих восьми камней — это интересный вопрос. Очень интересный…
Глава 24
— И после этих слов он выпроводил тебя из аудитории, — повторил Кастиан мои слова, когда я закончил пересказывать ему как свой разговор с профессором, так и то, чем этот разговор закончился.
— Да, отправил восвояси, не объяснив, что именно имел в виду под этим «интересно».
— Он наверняка догадался, — сказал Кастиан. — Вопрос в том, что он с этими догадками будет делать. И я, конечно, хотел бы верить в доброту и альтруизм человеческой натуры, но жизненный опыт не дает.