Первые шаги
Шрифт:
Сказал и ухмыльнулся, внимательно смотря мне в глаза, ожидая там что-то увидеть, однако через несколько секунд игра в гляделки прекратилась, Меншиков отвел глаза в сторону, подойдя к открытому настежь окну с видом на площадь.
«Вот урод!– удивился я, глядя на него.– Давненько так со мной не разговаривали, очень давно, еще со школьной парты, правда тогда у того был разбит нос, и не хватало пары зубов, после разъяснительной работы.– Что ж, коли так, он хочет сам…»
– И что из этого?– спросил я его, не отойдя от его хамского поведения в полной мере.
– Да то, что опять неудовольствие от царя получишь,
– А тебе-то, какое дело, булочник?– как можно дружелюбней улыбнулся я ему, глядя в краснеющую от моих слов физиономию.– Помочь мне чем-нибудь желаешь?
Быть может, мне не стоило этого говорить, но в тот момент я буквально наслаждался видом краснеющего лица, будущего фельдмаршала России. Хотя услышать мои слова никто не мог, да и желающих совершить данное действо, при обнаружении конечно, по головке не погладят, скорее приласкают, батогами к примеру. Но все-таки светлейший князь Ижорский был явно недоволен моими словами, будто до того как я реквизировал тело прошлого Алексея, цесаревич не отличался непокорностью и исправно терпел унижения.
«Странно, такого просто быть не может, здесь явно что-то не то, видимо Петр последний раз действительно сильно осерчал на сына, если уж фаворит столь пренебрежительно относиться ко мне,– сделал я себе мысленную пометку, намереваясь чуть позже обдумать открывшуюся информацию».
Встав со своего места, Меншиков уже было открыл рот, для ответа, но видимо кое-что, вспомнив тут же его, закрыл, лишь зло выдохнул сквозь сжатые до скрежета зубы, прищурил глаза и вышел из комнаты, оставив меня наедине с самим собой.
Говоря о череде маленьких неприятностей, я нисколько не преувеличивал то, чему сам стал свидетелем, порой искренне удивляясь тому, что видели мои глаза. Еще не успела осесть пыль с ботфорт светлейшего князя, почти – что вылетевшего из моего дворца разъяренным барсом, как я решил устроить себе перерыв и провести рекогсценировку на местности. То есть познакомиться с первопрестольной лично.
Первым делом я обратил свое внимание на военное искусство, в частности, на открывшуюся пару лет назад Пушкарскую школу, в которой готовили унтер-офицеров артиллеристов. Все же довольно интересно поглядеть, как готовили предки элиту армии.
К моему глубокому огорчению самих занятий по артиллерийскому делу я не застал, быть может, в силу того, что добрался до школы только к обеду, а быть может и из-за того, что оные ведутся, не так уж и часто, как это требуется. Как я заметил, основное время обучающихся в школе отдавалось муштре и заучиванию правил старых правил, хотя до петровского Устава было еще далеко, кое какие артикулы, сиречь инструкции уже существовали, вот оными как раз и пользовались учителя будущих командиров невысокого полета. Все бы ничего, да и в школе, как я заметил, люди учатся толковые, буквально схватывают все на лету, но вот методика преподавания была столь ужасной, что мне по неволе захотелось поправить какого-то немца, с горем пополам, на ломаном русском языке, объясняющего русским солдатам азы обращения с пушками и мортирами. Вот только я вовремя сам себя отдернул, все же вмешиваться в дела обучения не стоит, раз уж репутация у «меня» прежнего была не просто плохой, а я бы сказал аховой.
Ближе к вечеру, когда основные занятия уже прошли, а будущие унтер-офицеры постигали
«Хотя быть может здесь не хватка с офицерами много острее, чем мне кажется,– подумал я, спрыгивая с седла, ноги нестерпимо ныли, а копчик болел с такой силой, будто по нему проскакал табун лошадей.– Надо подумать над всем этим…»
Рука самопроизвольно потянулась к седалищу, бережно потирая его, увы, но от прикосновения ладони боль только усилилась и вовсе не желала утихать.
«Черт! Когда же она пройдет?– спросил я сам себя, в который раз за последние дни».
К сожалению, навыки верховой езды не только не передались мне от настоящего Алексея, но казалось, что в насмешку мне самому были столь отвратными, что зарабатывать «очки» в этой дисциплине мне приходится через боль ягодиц и стиснутые от боли зубы. Кое-как, добравшись до облюбованного мной кабинета, я приказал Никифору подать мне разбавленного вина, вместе с ужином.
Как ни печально, но думы о словах Меншикова к вечеру не оставили меня, они усилились, с каждым часом становясь осязаемей, словно были вытканы из воздуха. Утолив первый голод, я отослав стоявших в дверях слуг и принялся за работу, которую сам себе и нашел, не желая терять драгоценного времени.
«Что ж, коли, у меня осталось два месяца, то, пожалуй, стоит, поплотней заняться своей подготовкой. Спасибо князю за предупреждение, а то бы так и опростоволосился перед государем,– хмыкнул я про себя. У меня самого были планы так сказать освоиться постепенно с этим временем, но раз уж обстоятельства вынуждают, то придется нестись на гребне волны, а не под ней».
Не засиживаясь допоздна за потертыми книжицами с очертаниями границ известных в это время земель, я оставил на желтоватых страницах недавно заведенного дневника пару заметок.
– Никифор!– крикнул я в пустоту приоткрытой двери кабинета.
– Да Ваше Высочество?– тут же раздалось из темноты, следом сразу появился сам камердинер, неся колеблющийся в подсвечнике огонек, едва разгоняющий окружающий его мрак.
– Пригласи ко мне завтра пару мастеров-плотников,– попросил я его, убирая в ящик стола документы, вместе с письменными принадлежностями, что делать, душа требует порядка.
– Как будет угодно, Вашему Высочеству,– поклонился седовласый мужчина.
– Спасибо, думаю, ты свободен до обеда, кроме плотников мне никто не потребуется,– немного подумав, сказал я ему, вставая из-за стола и сладко потягиваясь, рутина писанины изматывает не меньше тяжелого физического труда.
– Как будет угодно Вашему Высочеству,– повторил камердинер, кланяясь вновь.
Не давая никаких новых распоряжений, я пошел к себе в спальню, благо, что сделать пройти надо всего метров двадцать. Увы, но уже очень давно меня не посещали сновидения, видимо забыв дорогу к моему разуму. Хотя может оно и к лучшему…