Первые уроки
Шрифт:
– О! Тут я много чего могу рассказать. Но давай по порядку – как ты вообще себе представляешь занятия Серой магией? Наверное, в памяти сразу же оживают картинки из литературных романов, в которых люди собираются за круглым столом и при потушенных светильниках держат друг друга за руки, а медиум взывает к потусторонним силам, откликающимся стуком и передвижениями блюдца. Все это дешевый спектакль, рассчитанный поразить воображение невзыскательной публики. Настоящему спириту присутствие посторонних, если только это не коллеги-помощники или ученики, обычно мешает; выход в астрал требует погружения в транс и максимального отрешения от окружающей обстановки. На первом этапе постижения Серой магии контакт с обитателями потусторонних миров возможен лишь телепатически: ты не видишь своего собеседника, даже находясь в полной темноте – максимум узришь серебристое облачко.
– Однако ту собаку я видел довольно отчетливо, да и лампочки в коридоре горели, пусть и не все…
– Погодь, не перебивай старших! Всему свой черед, и моему рассказу тоже. Так вот, попрактиковавшись немного, ты сможешь освоить следующую форму контакта, при которой твоя душа на короткое время покинет тело, оставаясь рядом с ним. Подобное состояние часто описывают пережившие клиническую смерть – они видят себя как бы со стороны. В нем ты сможешь узреть
– Про Сизифа я помню – его обязали катить в гору камень, который на подступах к вершине неизменно срывается и летит вниз, и все приходится начинать сначала. А чем таким провинился Тантал, и как его наказали?
– Он был одним из греческих царей и смертельно оскорбил богов-олимпийцев, подав им на пиру блюдо, приготовленное из собственного сына. За такое неслыханное злодеяние был приговорен к вечному томлению голодом и жаждой. Причем особо изощренным способом: стоя по плечи в воде, под ветвями раскидистой яблони, увешанной сочными плодами. Но стоит ему опустить голову, чтобы напиться, как вода тут же уходит вниз, а если он попытается сорвать яблоко, как ветка сразу уклоняется в сторону. Да, как же я мог еще забыть про данаид и их знаменитую бездонную бочку! Подобных ужасных 'развлечений' в том Заповеднике немало: кому-то приказано бежать по бесконечному подвесному мосту, растянутому над пропастью огня, а доски сзади вспыхивают и рассыпаются, не давая возможности остановиться и немного отдохнуть; другой обречен раз за разом переживать происходящую на его глазах смерть близкого друга или возлюбленной, и всегда не будет хватать каких-то нескольких секунд, чтобы спасти их. Или блуждание по лабиринту, начиненному ловушками и препротивными тварями, и кажется, что выход – вот он, за следующим поворотом, но подойдешь поближе, а то всего лишь мираж. И что вдвойне обидно – даже смерть не избавит от мучений того, кто уже умер. Разве что подойдет к концу срок пребывания, и произойдет очередная реинкарнация. Правда, чем больше злодеяний было совершено при жизни, тем, соответственно, не только сильнее мучения, но и длиннее срок, так что особо темные души, прославившиеся своим изуверством, обречены страдать тысячелетиями.
– Халид-ага, а кто же определяет, кому сколько пребывать в загробных мирах перед новым рождением?
– А на то, мой юный друг, есть Хранители, или как молодые маги их по-современному называют, Диспетчеры, они и решают, куда и на сколько. Обитатели верхнего мира вольны выбирать, когда они готовы вернуться в физическое тело, и делать ли это вообще. Некоторые из них, достигшие окончательного просвещения, по собственной воле выбирают служение людям, становясь великими пророками и духовными учителями человечества; их имена ты знаешь сам. А вот всем остальным такого выбора не дано: каким будет их существование в загробном мире, и в качестве кого вновь являться на свет, не им решать. В чистилище, правда, душа, вставшая на путь исправления и совершенствования себя, получит послабления в своей будущей судьбе. Жаль только, что очутившись здесь, далеко не все из них правильно используют свой шанс, и в итоге возвращаются в точку, с которой начинали. Ну а в нижнем мире рассчитывать на снисхождение вообще наивно.
И вот здесь как раз уместно поведать об опасностях, подстерегающих путешественников в потусторонние земли. Как только твоя душа отделится от тела, поблизости могут оказаться желающие незаконно в него вселиться. Ведь кроме обитателей упомянутых мною миров есть еще неприкаянные души – как правило, тех, у кого осталась сильная привязанность к кому-то или чему-то на Земле, какая-то нерешенная проблема, являвшаяся целью всей жизни, или просто человек безвременно погиб, не успев закончить начатое дело, и не выполнив своего жизненного предназначения. Именно они испускают наиболее сильную эманацию, так что их можно наблюдать, даже не будучи экстрасенсом – вот как ты узрел призрак Занга. В большинстве своем неприкаянные души безвредны, только полны скорби, однако попадаются и весьма агрессивные экземпляры, обуреваемые злобой к живым или стремящиеся любой ценой присоединиться к их числу. Такие вполне могут попытаться завладеть временно 'опустевшим' телом, не пустив назад 'хозяина'. Кроме того, астрал полон паразитов, питающихся сильными негативными эмоциями – так называемых лярв, которые, подобно бациллам, могут прицепиться и заразить душу, вынуждая совершать неблаговидные поступки в угоду лярве. Поэтому ни один уважающий себя спирит не отправится в путешествие, не позаботившись об охранных заклятиях.
Но даже с ними, увы, благополучное возвращение назад не гарантируется. Забравшись слишком далеко, душа рискует не найти обратную дорогу и стать заблудшей, обреченной на вечные скитания по бескрайним просторам астрала. На моей памяти такое едва не произошло с Сафаром, вместе с которым мы когда-то постигали основы Серой магии. Он был талантливее меня, при желании мог бы, наверное, не только Великим Мастером, но и Гроссмейстером стать. И вот как-то поспорили мы с ним, что наведается он в астрал и узнает о судьбе одного из легендарных артефактов – Лампе аль-Хазреда, вопросив о ней у ее последнего владельца – бухарского купца Ибрагима Руфайни, к тому времени двести лет как покинувшего наш мир. Сказано-сделано, установил он защиту и отправился в путь, а я остался поблизости. Дело было под вечер, ночь прошла спокойно, как и утро – астральные путешествия часто отнимают много времени. Заволновался я ближе к следующему вечеру – Сафар лежал, не подавая признаков жизни, и его пальцы постепенно начали холодеть, а лицо побледнело и стало похоже на фарфоровую маску. Но лишь ночью я пересилил свой страх и побежал будить нашего учителя, Великого Мастера Галид-эд-Алгейна. Потревожить сон учителя без должных на то оснований у нас считалось неслыханной дерзостью, а тут еще самовольное проведение магических экспериментов! Я уже трижды проклял себя к тому времени, даже мысль подлая мелькнула – бросить Сафара, а самому сбежать. Да простит меня, недостойного, за то Аллах! Разбуженный Великий Мастер жестоко выбранил меня, обещая к карам небесным добавить суровое наказание от себя лично. Все же он отправился выручать своего ученика и вскоре вернулся с ним. Сафар, очнувшись, трясся, как в лихорадке, не говоря ни слова. И лишь спустя много дней рассказал, что произошло.
Как выяснилось, вначале он пробрался в средний мир, спрашивая его обитателей об Ибрагиме Руфайни, но там о таком и слыхом не слыхивали. Поскольку купец, по воспоминаниям современников, не отличался добродетельным образом жизни, Сафар вполне логично предположил, что его после смерти отправили на искупление грехов в мир нижний. И хотя мой товарищ еще ни разу не бывал там, а ходившие среди нас легенды об обитающих там кошмарах отнюдь не вселяли оптимизм, вернуться обратно и признаться в неудаче оказалось для него неприемлемо. И его душа направилась прямиком в ад. Видел он и ледяные пустыни, и огненные озера, и скопища мерзких чудищ, от одного из которых едва увернулся. Личности, встретившиеся ему там, либо посылали куда подальше, либо плакались о своих страданиях, подчеркивая их незаслуженность, либо вообще не желали разговаривать, и у него сложилось впечатление, что все они безумны – кто больше, кто меньше. Наконец одна относительно добрая душа подсказала двигаться на запад, до Реки забвения, и по ее течению достичь крепости, сложенной из костей, после чего свернуть к Озеру Слез. Когда добрался до крепости, рассказал Сафар, скелеты-гвардейцы, узнав, кто я, откуда и куда направляюсь, посмеялись надо мной, посоветовав поворачивать обратно, если, конечно, не желаю навсегда присоединиться к обитателям Озера. Из чувства противоречия я не стал их слушать, и вскоре душа моя летела, обгоняя ползущие по вечно беззвездному небу ярко-багровые тучи, минуя остроконечные горы, сложенные из антрацита, рощи мертвых безлистных деревьев, гнездилища все новых монстров, бездонные пропасти, видя которые, душа моя преисполнялась гнусной радости – ведь никто из обитателей нижнего мира, попавших сюда по законному распределению, не способен летать, а значит, в отличие от меня, не покинуть им тех мрачных мест.
Но вскоре чувство превосходства над бедолагами, лишенными радости воспарения над своим ничтожным бытием, сменилось растерянностью и откровенным страхом. Я забирался все дальше, а пейзаж оставался одним и тем же – безжизненные горы, пустыни и пропасти. И понял я, что заблудился, и не у кого спросить дорогу, поскольку безлюдны те края, и даже монстры там не водятся. Ужас заполонил всю душу, помрачив сознание: мне слышались голоса несуществующих собеседников, иногда я ловил себя на мысли, что разговариваю сам с собой; какая-то неведомая сила тянула вниз, пытаясь утащить на дно самых глубоких расщелин; горы, между которыми пролетал, сдвигались, угрожая раздавить, а причудливые орнаменты трещин иссушенной земли и застывших лавовых потоков складывались в отвратительные скалящиеся рожи. Наверное, сошел бы там с ума, и демоны утащили бы мою душу как бесплатный трофей, если бы не наш учитель, внезапно появившийся впереди. Ухватив меня за плечо, он произнес формулу возвращения.
– Такая вот история приключилась с моим товарищем, – закончил Мастер Халид свое повествование. – Сразу после того Сафар отказался от обучения спиритизму, сказав, что испытанного им хватит не на одну жизнь, и ушел в Целители. Как сказал, решил заняться благородным делом помощи людям, дабы после смерти не попасть на ПМЖ туда, где имел несчастье побывать. Да и я под впечатлением пережитого моим товарищем никогда впоследствии так и не отважился отправляться в свободное плавание, ограничиваясь лишь контактами по месту нахождения моего бренного тела. И, получив степень Мастера, почти не практиковал Серую магию. Вот мое истинное призвание! – библиотекарь показал на книжные полки.
Эрик с большим интересом выслушал рассказ, и лишь теперь отважился задать вопрос:
– Как я понял, вашему товарищу так и не удалось найти того купца. Но что то был за артефакт, ради которого он рискнул отправиться в столь опасный путь?
– Во-первых, мой мальчик, не факт, что он нашел бы купца вообще, даже если бы добрался до Озера Слез: душа Ибрагима Руфайни могла к тому времени реинкарнировать, и он вполне мог жить среди нас в новом теле, с новым именем и, разумеется, не помня ничего из своей прошлой жизни. А что касается той лампы… Это один из наиболее загадочных артефактов, созданных когда-либо; впрочем, кому удалось ее изготовить, мы тоже едва ли узнаем. Богатый домовладелец из Багдада Фотах аль-Хазред просто первым упомянул о ней: по оставленным им записям ее привезли откуда-то издалека и вручили ему в подарок как забавную безделушку. Лампа уже тогда выглядела очень старой, слегка позеленевшей, и на ней была выгравирована надпись на неизвестном языке. Аль-Хазред во что бы то ни стало решил прочесть ее и посулил большую награду тому, кто сможет сделать перевод. Многие пытались, но безуспешно; удалось лишь безвестному бродячему дервишу, не взявшему за свой труд даже медной монеты. Как сказал тот, народа, на чьем языке сделана надпись, уже не существует, и поэтому мало кто из ныне живущих способен ее расшифровать. А гласила она, что лампа, будучи зажженной, откроет своему владельцу дорогу в рай.