Первые впечатления
Шрифт:
– Не вижу ничего смешного! – Мелисса была так возмущена, когда увидела улыбку на лице матери, что растерялась и позволила той отобрать шланг.
Стуча зубами, Иден выключила воду.
– Я должна принять горячий душ и переодеться в сухое. А потом мы обо всем поговорим.
– Наедине! – потребовала Мелисса. – Я хочу поговорить с тобой наедине!
Иден оглядела сад. Трое незнакомых агентов ФБР стояли в сторонке и тихо переговаривались. Джаред и еще один парень, кажется, его фамилия Тисдейл, ушли в коттедж Макбрайда. Брэддон Гренвилл поменял место дислокации и теперь маялся у ступеней крыльца,
– Если получится, – сказала она дочери.
– Как это? – Мелисса растерялась. – Ты хочешь сказать, что у тебя есть дела поважнее? Но разве я для тебя не самое главное? Я твоя дочь! Беременная дочь!
Иден поднималась по лестнице, капая водой на ступеньки. Мелисса шла следом и ныла – она плохо себя чувствует, быть беременной ужасно тяжело, ей нужны забота и внимание, а ее собственная мать…
Иден прислушивалась не столько к словам, сколько к дыханию дочери и с удовлетворением отметила, что, хотя сама она почти бежала, Мелисса не отстала от нее ни на шаг и даже не запыхалась.
– Конечно, ты для меня самое главное, – сказала мать. – Но ты должна постараться понять – сейчас у меня очень много проблем, которые…
– А я помню это место, – заявила вдруг Мелисса, не слушая ее. – И картины помню.
Вдоль всей лестницы на стене тоже были развешаны картины Тиррелла Фаррингтона.
Иден уже открыла было рот, чтобы рассказать дочери историю портрета с написанным на нем рукой миссис Фаррингтон ожерельем, но, подумав, не стала ничего говорить. Она вдруг поняла, что Мелиссе будет неинтересно. «Почему любовь, которую все называют светлым чувством, так портит жизнь? Я люблю свою дочь, – вздохнула она, – и поэтому не могу просто отправить ее домой и заняться тем, чего мне на самом деле больше всего хочется, – наслаждаться работой в саду. А Мелисса? Она вообще потеряла способность рассуждать здраво, а все от любви к своему Стюарту!»
А она по-прежнему без ума от своего мужа – Иден слышала это в каждом ее слове, в каждом вздохе. Хотя, по словам Мелиссы, Стюарт превратился в другого человека едва ли не в ту же секунду, как за Иден закрылась дверь, – и Мелиссе это очень не понравилось!
Иден решила: превращение произошло потому, что молодой человек столкнулся наконец с реальной жизнью. Пока мать жила с дочерью и зятем, они во многом полагались на нее. А теперь от его усилий зависит благополучие семьи, и он просто обязан вести себя по-другому. Иден вдруг подумала, что этот новый Стюарт, пожалуй, имеет все шансы ей понравиться.
Однако она не могла сказать этого Мелиссе. Дочь вела себя как маленькая девочка, ей страшновато было взрослеть и становиться мамой – то есть ответственной за жизнь ребенка.
«Если бы я осталась в Нью-Йорке, – подумала Иден, – моя дочь никогда даже не попыталась бы повзрослеть. И наверняка заниматься малышом пришлось бы мне. – Иден покачала головой. – Неужели это я допустила такие вопиющие промахи в воспитании дочери?»
Мелисса шла следом за матерью,
Оставшись одна, Иден вздохнула. Как бы ей хотелось наполнить ванну горячей-горячей водой и отмокать там часами. А еще лучше – связать полотенца и спуститься из окна. И сбежать от всех. Ей ужасно не хотелось взваливать на себя проблемы дочери, успокаивать Брэддона и отвечать на дурацкие вопросы агентов ФБР.
– Быть взрослой и ответственной личностью иногда до ужаса утомительно, – пробормотала она, забираясь под душ. – И как, например, я объясню Брэддону, почему я валялась в грязи, с Макбрайдом? – Иден вдруг почувствовала, что улыбается. Интересно, а как Макбрайд объясняет свое поведение боссу?
Иден провела в душе сорок пять минут – она согрелась, отмылась и высушила волосы. Потом поняла, что дольше тянуть нельзя, и открыла дверь, готовая к объяснению с дочерью.
Мелисса мирно спала, вытянувшись на кровати. Иден перевела дыхание, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы умиления – ее девочка и с таким круглым животиком! Или это все же слезы облегчения – ведь разговор можно еще хоть немного отложить? Она накрыла дочь одеялом и, глядя на потолок, произнесла короткую благодарственную молитву.
Иден закрыла за собой дверь спальни – очень осторожно, чтобы не разбудить Мелиссу, – и едва не врезалась в Джареда. Тот тащил сумку с вещами, и Иден сразу догадалась, что агент Макбрайд покидает ее дом. Это хорошо, сказала себе Иден, но где-то в глубине души все же расстроилась. Никто больше не будет готовить ей такие вкусные завтраки, и не с кем будет поваляться на поле…
– Туго пришлось? – спросила она осторожно.
– Да уж. – Джаред бросил быстрый взгляд вдоль коридора, туда, где под потолком поблескивала всевидящим оком камера, и потянул ее в спальню. Но, приоткрыв дверь, он увидел лежащую Мелиссу, Макбрайд испуганно спросил:
– Пора врача вызывать?
– Нет, пока нам нужен только ее муж, – шепотом ответила Иден. Макбрайд кивнул и, взяв ее за руку, потянул в свою спальню.
Войдя, он закрыл дверь и молча смотрел на Иден, словно не зная, с чего начать.
– У тебя большие неприятности? – спросила она.
– Больше, чем ты думаешь. Прикрытия больше нет, и к вечеру весь город будет знать о том, что происходит. – Макбрайд моргнул и пояснил: – Я имею в виду расследование ФБР.
Он подошел к окну и выглянул на улицу. Иден вздохнула: ей не нужно было смотреть, она и так знала, что там можно увидеть: троих агентов и вертолет.
– Кто-то вспомнил, что во время обыска в квартире Эпплгейта нашли книгу о пропавших сокровищах, и теперь руководство уверено, что все дело в ожерелье и что ты не имеешь никакого отношения к шпионажу. Видимо, парень искал сокровища; возможно, это было его хобби. Может, на той бумажке было много чего написано, но сохранилось лишь твое имя. – Он помедлил. – Так или иначе, меня отзывают.
– Понятно. – Иден села на кровать, почувствовав странную опустошенность. Она так мечтала о том, чтобы ее оставили в покое! Но теперь ей вдруг стало страшно. – А кто были те люди, что вломились в дом?