Первые залпы
Шрифт:
Вдруг бойцы увидели, что со стороны Крынок от Буга бежит овчарка. Это была Зильда. Она бежала прихрамывая, шарахаясь от взрывов, но все вперед и вперед, к заставе. Когда она вбежала во двор, Горбунов выскочил из блокгауза и громко позвал ее к себе. Из-под ошейника у Зильды он вынул записку. Развернул. Прочитал. Снял с головы фуражку.
Скоро вражеская артиллерия перенесла свой огонь куда-то дальше, на Волчин и Высоко-Литовск. Стало тише. Это было затишье перед боем. Фашисты уже шли по ржаному полю.
— Приготовиться к отражению атаки! —
И когда пограничники залегли лицом к наступающему врагу, начальник заставы снова развернул записку и громко, чтобы слышали все, прочитал:
«Кончаются боеприпасы. Прощайте, товарищи! Пограничники не сдаются. Сергеев».
8. До последнего патрона
Немцы наступали по ржаному полю со стороны Крынок.
Пограничники лежали в окопах и ждали: Окопы были неглубокие. В них можно было только лежать или сидеть на корточках. Но теперь это уже не грозило людям большими потерями. Артиллерийский обстрел они переждали в надежных блокгаузах и сейчас, в семь часов утра, не имели ни единого убитого и раненого.
Когда обрушился артиллерийский шквал, когда в блокгаузах услышали мощный гул самолетов, летящих на восток, люди поняли: да, война началась и нет больше никакой надежды, что все обойдется.
И посуровели лица, смолкли скупые разговоры.
Теперь они, полные решимости и готовности биться, лежали в окопах и ждали. Горбунов с автоматом в руках был вместе с ними. Он только что прочел вслух записку Сергеева и видел, как нахмурились брови, как руки бойцов сжали оружие.
— Эх, Иван, Иван, — негромко вздохнул сержант Занозин, командир отделения.
— У Володи родители шибко убиваться будут, — горестно заметил еще кто-то, кажется Бричев.
Остальные молчали, вглядываясь в ржаное поле. Но все они — Горбунов это отлично видел — тяжело переживали гибель своих товарищей. Это были первые жертвы войны на их заставе, а ведь так недавно и Сергеев и Чугреев были рядом с ними!
Все, что произошло там, на переправе, и вот-вот начнется здесь, — весь этот грохочущий залпами рассвет казался нереальным, каким-то страшным сном, в это все еще не верилось.
В кармане у Занозина — это Горбунов тоже знал — лежала любительская фотография, на которой изображен Иван Сергеев в полный рост, с пистолетом на ремне и значками на широкой груди. Рядом с ним стоят его дружок Владимир Ерофеев и сам Занозин, а впереди них на табуретках сидят младший сержант Ипполитов с гармошкой и ефрейтор Орлов с гитарой в руках. Пятеро боевых друзей, снимок сделан во дворе заставы всего лишь месяц назад. А сколько еще таких любительских фотографий в карманах и солдатских тумбочках!
Эти еще не успевшие пожелтеть карточки как бы увековечивали их дружбу на многие годы.
Теперь никто не знал, что с ними будет через час и через два.
Немцы шли в полный рост и строчили из автоматов. Падали ветки и листья, сбитые с ветел.
— Без моей
Пограничники молча ждали, пока вражеские солдаты подойдут поближе.
Сколько же их?
Взвод, два, три… Не менее роты. Да, не меньше, если не больше. Человек сто пятьдесят против этих двадцати пограничников, что лежат слева и справа от Горбунова.
— Без команды не стрелять! Подпустим ближе! — повторил он.
Жаль, что бойцов под руками сейчас так мало и они совсем необстрелянные. Не как эти немцы, прошедшие всю Европу. Вон как бледны лица ребят, как нетерпеливо посматривают они в его сторону: дескать, не тяни, начальник, давай команду!
А может, это он сам нервничает перед тем, как начать бой? Ему вспомнился кинофильм «Чапаев». Психическая атака каппелевцев. Все ближе, ближе подходят они к чапаевцам. Строевым шагом, под дробь барабанов…
Немцы перестали стрелять, видимо полагая, что никаких пограничников после артобстрела в селе не осталось. Людей Горбунова в окопах они не заметили.
«Ну, пора!» — подумал Горбунов и громким, неожиданно звонким голосом подал команду:
— Застава, огонь!
Ударили оба пулемета. Грянули залпы винтовок. Дым окутал старые, поросшие травой окопы.
И сквозь этот дым все увидели, как немцы стали падать, стали пятиться, а некоторые побежали назад. Потом остановились, залегли на минуту, опомнились и снова пошли в атаку, ведя огонь по окопам. Снова ударили пулеметы и винтовки пограничников и теперь уже не замолкали ни на минуту. Стрельба слилась в сплошной грохот.
Но самое главное было в том, что вражеские солдаты все падали и падали под пулями пограничников и серо-зеленые мундиры все устилали землю.
— Бей их, гадов, бей! — кричал Горбунов, чувствуя, как мстительный восторг овладевает всем его существом.
И все остальные бойцы тоже что-то кричали, посылая пулю за пулей и очередь за очередью. Ощущение победы, хоть и непрочной, окрылило их души.
Немцы не выдержали. Остатки их, прячась во ржи, отошли к Бугу.
К одиннадцати часам утра бой разгорелся во многих местах вокруг Новоселок. Оборона, как и предполагал Горбунов, приобрела маневренный, очаговый характер.
Из комендатуры подоспела группа поддержки во главе с капитаном Кондратьевым. Он взял на себя оборону самого ответственного участка — западной окраины деревни, обращенной к Бугу. Рядом с ним, чуть южнее, дралась другая группа под командой старшего лейтенанта Рынди. На восточной окраине сражались пограничники заставы во главе с политруком Горбачевым, а на северной — пулеметчики. Арсентий Васильев со своим ручным пулеметом залез на чердак опустевшего крестьянского дома, выбил в крыше черепицу, выставил в этот пролом пулемет и бил по немцам сверху, пока не кончились патроны во всех трех дисках.