Первые
Шрифт:
Их освободителем будет Владимир Ковалевский. Наверное, он сделает предложение Анюте, ведь родители скорее согласятся выдать старшую дочь. А потом Софа переедет жить к замужней сестре.
— Какой он смешной и милый, — говорит Софа.
Обе вспоминают неловкую фигуру Ковалевского в церкви и заливаются веселым смехом.
— Софка, давай по дороге забежим к Лизе Кушелевой, — предлагает Анюта. — Может быть, она уже приехала.
Лиза — подруга сестер Корвин-Круковских. Их имения расположены близко друг от друга. И здесь, в Петербурге,
Лиза увидела их в окно угловой гостиной и постучала.
— Что же ты так долго не появлялась? — спрашивает Анюта, входя в комнату.
— Мама болела.
— Ой, знаешь, сколько новостей! А что ты читаешь?
— «Неделю». Здесь хорошая статья Конради.
— Мы не читали. Хочешь, я дам тебе одну книжку, такую книжку… Только после Жанны. Эту книгу я привезла из Женевы.
— Ну что там, в Женеве?
— Я все тебе расскажу, — говорит Анюта. — Но сейчас нам некогда. Приходи к нам.
— И еще мы тебе расскажем что-то очень важное — как добыть свободу, — наклонившись к Лизе, вполголоса говорит Софа.
Попрощавшись, сестры уходят. А Лиза идет в комнату к своему брату Саше.
Саша — студент, будущий инженер. Он много и серьезно занимается науками. Но это не мешает ему быть веселым и общительным. Дома у Саши часто собираются товарищи.
К Лизе брат относится покровительственно. Он любит над ней подтрунивать.
— Эх ты, борец за равноправие. У тебя одни оборочки и фестончики в голове. И так и этак повернется. Чтоб ты делала, если б вдруг исчезли все зеркала?
Но с прошлого года Саша стал замечать, что Лиза очень повзрослела. Много читает. И все приходит выяснять «вопросы из жизни», как говорит она сама.
Вот и сейчас.
— Саша, — спросила Лиза, — почему мужики так плохо живут?
— Что — без зеркал? — попробовал отшутиться Саша.
Лиза сердито взглянула на брата.
— Я тебя спрашиваю серьезно.
Саша пожал плечами.
— Ну, плохо живут. Так что ты придумала?
— Я не знаю — что, но надо что-то делать. Может быть, попросить царя, чтобы он всех собрал и поговорил?
Саша рассмеялся.
— Нет, так не выйдет, оборочка. Сытый голодного не разумеет.
— Так что же делать?
Саша внимательно посмотрел на сестру.
— Это все не вдруг делается, Лизок. Просвещать народ надо. Собирать вместе. Люди думают над этим. И жизни своей не жалеют. Есть такие люди. Может быть, когда-нибудь я тебя познакомлю кое с кем из них. Вот когда мы сидели в Петропавловской крепости, там же был поэт Михайлов…
— Кто сидел в Петропавловской крепости? — спрашивает Лиза.
Саша вдруг спохватывается. Ведь ни мать, ни сестра не знают, что он был арестован.
— Ты думаешь — только мужики плохо живут? А мастеровые? — переводит он разговор. — Взять хотя бы ткачей здесь у нас, в Петербурге, да и везде, в Иванове, в Нарве на Кренгольмской мануфактуре… Там и женщины работают, и дети.
— А посмотреть самой можно, побывать у ткачей? — спросила Лиза.
— Хочешь убедиться? — Саша задумался. — Может быть, устрою. У нас учится один, сын хозяина ткацкой фабрики. Да как бедствует народ, можно увидеть не только на фабрике. Мужики толпами со всех сторон, из деревень идут в Питер, в лаптях, в рваных зипунах. Идут от голода, от холода, от повальных болезней. Тысячи верст идут. Здесь надеются найти заработок, хоть какой. А их тут собирается больше, чем нужно. И работы нет. Так и толпятся целыми днями и месяцами на Сенном, там и живут.
— Где толпятся?
— На Сенном рынке, а бабы на Никольском. Там можно увидеть тяжелые сцены.
Лиза умолкает. Ей никогда не приходилось бывать ни на Сенном рынке, ни на Никольском. Закупкой продуктов ведают дворецкий, повар, кухарка. Если нужно набрать материю на платье, или ленты, или кружева, мать с вечера велит кучеру Илье приготовить карету, и они едут в Гостиный двор.
— Мы можем с тобой побывать там, — говорит Саша. — Одной-то тебе неудобно. А вместе — встанем пораньше и поедем.
ГЛАВА XIII
На одном из семейных вечеров генералу Корвин-Круковскому был представлен Ковалевский. Это получилось тем более естественно, что Владимир Онуфриевич был земляком Круковских, тоже из Витебской губернии.
Генерал церемонно подвел его к жене, потом к дочерям. Сестры едва не расхохотались, когда, галантно наклонившись к ним, Ковалевский произнес:
— Рад познакомиться. Очень сожалею, что до сих пор не имел счастья…
— Так вы, оказывается, еще и врать умеете! — тихонько говорит Софа.
Владимир смотрит в ее милое, лукавое лицо, в лучистые глаза, которые бывают то золотисто-ясными, то с какими-то зелеными огоньками, и думает о том, что действительно он знает ее давно-давно. И не было, и не могло быть такого времени, когда он не был с ней знаком.
— Первый вальс вы танцуете со мной, — говорит он тоже негромко.
С этого вечера Ковалевский стал бывать у Корвин-Круковских часто, чуть ли не ежедневно. Он привозил девушкам книги, читал с Анютой ее повести, изучал теоремы с Софой. Родители терялись в догадках. Для чего он ездит? Уж не имеет ли виды на свадьбу? Но с которой?
Во всяком случае, генерал был того мнения, что этот молодой человек не подходит ни для одной. Для своих дочерей он желал более богатых и родовитых женихов.
А Ковалевский, кажется, никогда не чувствовал себя таким счастливым.
«Я познакомился нынешней зимой с двумя девушками. Это сильно работящие и замечательно развитые существа, — писал он брату, который в это время был за границей. — …Вообще это такое счастье свалилось на меня, что трудно себе и представить»;
Как-то Ковалевский зашел к Корвин-Круковским днем. Генерала и генеральши не было дома. Тетушки сидели где-то по своим комнатам. Анюте нездоровилось — она не выходила. В гостиной была одна Софа.