Первый атт
Шрифт:
Телефон – отличное изобретение, жалко, есть они еще далеко не у всех. (Правда, прекрасно, что его нет у тетушки Мейбл, иначе бы она заговорила меня насмерть.) Прежде Ларример всеми силами противился появлению в доме этого аппарата, но после того, как я купил граммофон, нелюбовь его к техническим новинкам вроде бы пошла на убыль. Этак, глядишь, мы и до электрических звонков доберемся…
– Таусенд слушает! – рявкнула трубка, когда меня соединили с инспектором.
– Это Кин, – сказал я. – Доброе утро, инспектор.
– А, вы, – не слишком дружелюбно ответил он. – Мистер Кин, я хотел бы нанести вам визит.
– Всегда рад видеть, – несколько растерянно ответил я. – Приезжайте к обеду. У меня теперь изумительная кухарка!
– Нет уж, я лучше прямо сейчас, если не возражаете, – буркнул он и повесил трубку.
Я окончательно перестал что-либо понимать в происходящем.
В ожидании инспектора я сходил в оранжерею, еще раз осмотрел своих крошек (мне показалось, что малышка Мирабель немного погрустнела, нужно будет заняться ею отдельно) и пришел в умиротворенное состояние духа.
Инспектор явился мрачнее тучи, сунул шляпу и пальто Ларримеру и уставился на меня.
– Рад вас видеть, – сказал я, потому что нужно же было что-то сказать.
– Взаимно, – буркнул он. – Куда можно пройти?
– Идемте в кабинет, – пригласил я. – Как насчет капельки бренди?
– Не стоит, – был ответ, и я поразился.
Таусенд угнездился в глубоком кресле и снова уставился на меня.
– Инспектор, что случилось? – не выдержал я. – Меня неделю не было, я возвращаюсь, а вы смотрите на меня, как на… не знаю, на беглого каторжника!
– Ну, если что и случилось, то не за эту неделю, – ответил Таусенд, вздохнул, а я вдруг заметил, что выглядит он очень усталым. – Всплыло кое-что… любопытное.
– И что же это? – поинтересовался я. – Если вы про историю с мисс Флип, то с ее семейством я все уладил, а Сирилу… гхм… Ну, словом, поговорил с ним по душам.
– А? Какая еще мисс Флип? – нахмурился инспектор. – Впрочем, не до девиц… Послушайте, мистер Кин, вас ведь несколько лет не было в Блумтауне, верно? Вы вернулись относительно недавно…
– Ну да, а что в этом такого? – удивился я.
– Меня, знаете ли, крайне интересуют обстоятельства вашего скоропалительного отъезда, – сказал он. – Я тогда служил не здесь и знаю далеко не всё… Впрочем, официальная-то версия мне известна: вы якобы отправились на материк изучать международное право, чем и занимались до тех пор, пока не скончался ваш отец, а тогда вернулись, вступили в права наследования и с тех пор безвылазно живете в Блумтауне. Все верно?
– Абсолютно, – кивнул я. – А что, появились какие-то сомнения?
– Еще какие, мистер Кин, еще какие… – вздохнул Таусенд. – Почему вы ни разу не наведались домой во время этой вашей… учебы?
– В Париже было веселее, – сказал я. – А уж в Амстердаме… Но я регулярно писал домой!
– Да-да, конечно… А почему вы,
– Понял, что это не мое призвание, – пожал я плечами. – Да и, если честно, на материке я не столько учился, сколько кутил и веселился, благо содержание мне отец выделил щедрое.
– Угу, угу… – Инспектор мерил меня цепким взглядом. – То есть сперва вели себя как ваш кузен, чтоб ему икалось, а потом вдруг ни с того ни с сего решили остепениться? И вместо того, чтобы отправиться путешествовать и проматывать наследство, вы принялись преумножать капитал?
– Ну да. Скажете, такого не бывает?
– Да, может, и бывает… – Таусенд подергал себя за ус. – Слушайте, мистер Кин. История эта мерзкая, но вы мне все равно чем-то симпатичны, только поэтому я и не вызвал вас в управление, и так весь город гудит от слухов…
– Погодите, – оторопел я, – каких еще слухов? Вы хотите сказать… обо мне?!
– О ком же еще…
– Так… – Я встал, решительно достал бутылку коньяку и налил себе и инспектору. – Ничего не понимаю. Что за слухи? Откуда они взялись?
– Откуда взялись, неизвестно, но уж больно все одно к одному сходится, – сказал он, машинально взяв бокал. – Вы же, значит, как учебу закончили, поступили в контору, верно?
– Да, отец устроил по протекции к своему знакомому, – кивнул я.
– Прослужили там полгода и – фьють!
– Как-то так…
– А что стало тому причиной?
– Скука, – честно сказал я. – Надоело разбирать мелкие дрязги – а крупных дел мне никто бы и не доверил тогда. Я думал, в других странах иначе, но увы!.. Так о чем же говорят люди?
– Да о том, что не от скуки вы уехали, – мрачно сказал инспектор, прихлебывая коньяк, – а что это отец ваш постарался убрать вас от греха подальше. Потому как вы были слишком уж подающим надежды юношей!
– А конкретнее? – нахмурился я.
– Да вот… Говорят, уже тогда слушок ходил, что если молодого Кина как следует подмазать, то из дела какие-нибудь важные бумаги пропадут – и развалится дело. А то завещание исчезнет. Или, наоборот, появится. Да и с чеками, говорят, вы очень вольно обращались. Тут лишний нолик, тут закорючка – и вы в шоколаде…
Я чуть не выронил бокал.
– Однако, – только и удалось мне выговорить. – Вот это фантазия!
– Фантазия не фантазия, а теперь поди проверь, – хмыкнул Таусенд. – Конторы той уже нет… В смысле есть, но служат там люди, которые вас знать не знают. Ну и еще…
– Что?!
– Да еще нехороший слушок о вашей невесте ходит, как бишь ее?
– Сибил, – машинально ответил я.
– Вот-вот. Вроде бы умерла она, а отчего? Кто ее вообще видел, эту девушку? Почему вы теперь на других не глядите? Что-то тут неладно, мистер Кин, и не надо мне о несчастной любви говорить, не поверю!