Первый Блицкриг. Август 1914
Шрифт:
Трудности организации были огромными. Как однажды признался сам великий князь, в такой огромной империи, как Россия, когда отдается приказ, никто не уверен в том, что он дошел по назначению. Недостаток телефонных проводов и телеграфного оборудования, а также обученных связистов делал надежную или быструю связь невозможной. Темпы подготовки замедлялись еще и недостатком автомобилей. В 1914 году армия имела четыреста восемнадцать грузовиков, двести пятьдесят девять легковых и два санитарных автомобиля. (Она имела, однако, триста двадцать самолетов.) В результате припасы доставлялись на станции погрузки на лошадях.
Хуже всего обстояло дело с поставками. После русско-японской войны в результате судебных процессов было обнаружено, что в этом деле господствовали коррупция и воровство. Даже московский губернатор генерал Рейнбот был обвинен во взяточничестве при организации военных
В последний час пятнадцатого дня мобилизации, в одиннадцать часов вечера, в теплую летнюю погоду великий князь покинул столицу и отправился в свой полевой штаб в Барановичах, являвшихся железнодорожным узлом на Московско-Варшавской железной дороге и находившихся примерно посередине между германским и австрийским фронтами.
Великий князь, его штаб и провожающие собрались на платформе вокзала, ожидая царя, который должен был прибыть, чтобы попрощаться со своим верховным главнокомандующим. Однако ревность царицы одержала верх над вежливостью, и царь так и не появился. Раздались тихие слова прощания и молитвы, отъезжавшие молча сели в вагоны, и поезд тихо тронулся.
На фронте все еще шел процесс формирования армий. Русская кавалерия проводила разведку германской территории с самого начала войны. Ее разъезды имели меньше успеха в проникновении за германские позиции, чем кричащие заголовки и невероятные истории о казачьей жестокости, появлявшиеся в германских газетах [61] . Четвертого августа во Франкфурте один германский офицер слышал, что в городе собираются разместить около тридцати тысяч беженцев из Восточной Пруссии. Требования спасти Пруссию от нашествия славянских орд начали поступать в германский Генеральный штаб, пытавшийся сконцентрировать все военные усилия против Франции. На рассвете двенадцатого августа передовой отряд 1-й армии генерала Ренненкампфа, состоявший из кавалерийской дивизии генерала Гурко и поддерживаемый пехотной дивизией, начал вторжение в Восточную Пруссию и занял город Маргграбов, стоящий в пяти километрах от границы [62] . Стреляя на скаку, русские ворвались в город и обнаружили, что он покинут германскими войсками. Магазины были закрыты, но жители выглядывали из-за ставней. В сельской местности люди уходили еще до прихода войск, как будто их кто-то предварительно извещал.
61
Это была пропагандистская кампания, имевшая в виду, помимо всего прочего, отвлечь внимание от разнузданной расправы с русскими, находившимися в те дни в Германии. В момент объявления войны только в Берлине скопилось до 50 тысяч русских путешественников, торопившихся вернуться на родину. Все они подверглись диким издевательствам со стороны немецких властей. Пытавшихся протестовать против избиений и насилий расстреливали на месте. Такая же участь постигла некоторых сезонных рабочих, которые отказывались идти на военные работы и требовали отправки в Россию. Очевидцы с возмущением рассказывали, что солдаты вели себя нагло и беззастенчиво, особенно «усердствуя» при обыске. «Обыскивали только женщин и притом наиболее молодых, — вспоминал один из тех, кто был согнан в казармы драгунского полка вблизи Берлина. — Один из лейтенантов так увлекся обыском молодой барышни, что ее отец не вытерпел, подбежал к офицеру и дал ему пощечину. Несчастного отца командир полка приказал схватить, и тут же на глазах русских пассажиров его расстреляли». Мужчин призывного возраста в Германии задерживали, разлучив с семьями, и объявляли военнопленными. — Прим. ред.
62
Речь идет о поиске, организованном генерал-лейтенантом В. И. Гурко. Высланный им в целях разведки 14 августа отряд в тот же день вернулся на русскую территорию. — Прим. ред.
В первое же утро русские увидели столбы черного дыма, поднимавшиеся там, куда они двигались, а приблизившись, обнаружили, что горели не дома или скотные дворы, а кучи соломы, подожженные бежавшими жителями, чтобы показать направление движения врагов.
Везде были признаки педантичной немецкой подготовки. На вершинах холмов были построены деревянные наблюдательные вышки. Местным мальчишкам от двенадцати до четырнадцати лет были выданы велосипеды, чтобы они служили посыльными. Германские солдаты, оставленные в качестве разведчиков, были одеты в крестьянскую и даже женскую одежду. Многие были разоблачены. Но еще больше не поймано, как заметил генерал Гурко, — нельзя же было задирать юбки каждой женщине в Восточной Пруссии.
Получив донесения генерала Гурко об оставленных городах и бегущем населении и сделав вывод, что немцы не планировали серьезного сопротивления так далеко на восток от своей базы на Висле, генерал Ренненкампф решил продвинуться как можно западнее, не заботясь о снабжении.
Худощавый, с хорошей выправкой, прямым взглядом и выразительными, закрученными вверх усами, в шестьдесят один год он заслужил репутацию смелого, решительного и тактически искусного офицера во время боксерского восстания русско-японской войны, в которой командовал кавалерийской дивизией, и во время карательной экспедиции в Чите, где он безжалостно расправился с остатками революции 1905 года. Его военная карьера несколько пострадала из-за германского происхождения и каких-то неясных дел, которые, по словам генерала Гурко, «значительно подорвали его репутацию». Когда в последующие недели поведение Ренненкампфа заставило вспомнить все это, его коллеги тем не менее оставались убежденными в его верности России.
Не обращая внимания на предостережения командующего Северо-западным фронтом генерала Жилинского, настроенного пессимистично с самого начала, поспешно сформировав свои три армейских корпуса и пять с половиной кавалерийских дивизий, Ренненкампф семнадцатого августа начал наступление. Его 1-я армия, насчитывавшая около двухсот тысяч человек, пересекла границу на пятидесятипятикилометровом фронте, разделенном Роминтенским лесом. Целью наступления был Инстербургский промежуток, находящийся в шестидесяти километрах от границы, или на расстоянии трехдневного марша. Он представлял собой пятидесятикилометровое открытое пространство, лежащее между укрепленным кенигсбергским районом с севера и Мазурскими озерами с юга.
Это была земля маленьких деревень и больших ферм с неогороженными полями и широкими перспективами, открывавшимися с небольших случайных холмов. Сюда должна была прийти 1-я армия и, войдя в соприкосновение с германскими главными силами, дожидаться 2-й армии Самсонова, который, обойдя озера с юга, должен был нанести решающий удар по германскому флангу и тылу. Обе русские армии должны были соединить фронты в районе Алленштейна.
Линия, на которую должен был выйти Самсонов, находилась на уровне Алленштейна, в семидесяти километрах от границы, то есть в трех с половиной или четырехдневном пути, если все будет хорошо. Однако между его исходными позициями и целью наступления было много препятствий, способных вызвать неожиданные затруднения, которые Клаузевиц называл «помехами» войны.
Из-за отсутствия проходящей с востока на запад железной дороги через русскую часть Польши к Восточной Пруссии армия Самсонова выходила к границе на два дня позже Ренненкампфа, находясь на марше неделю. Ее маршрут проходил по песчаным дорогам и глухомани с лесами и болотами, лишенной населения, если не считать нескольких мелких польских деревень. Находясь на вражеской территории, армия должна была страдать от недостатка продовольствия и фуража.
В отличие от Ренненкампфа генерал Самсонов не знал этого района и не был знаком с войсками и штабом, которыми ему предстояло командовать.
Восемнадцатилетним юношей он участвовал в турецкой кампании 1877 года, в сорок три года он уже был генералом, командовал кавалерийской дивизией в русско-японской войне, а с 1909 года являлся губернатором Туркестана. Когда началась война, ему было пятьдесят пять лет, и он находился в отпуске на лечении на Кавказе и поэтому не смог прибыть в Варшаву и в штаб 2-й армии до двенадцатого августа.
Связь между его армией и армией Ренненкампфа, а также со штабом Жилинского, который должен был координировать действия их обоих, оставляла желать лучшего. Проведя всю кампанию на штабной игре в апреле, где участвовало большинство тех же генералов и офицеров, которые приняли участие в войне в августе, русский Генеральный штаб знал о предстоящих трудностях. Хотя игра, во время которой Сухомлинов выполнял роль верховного главнокомандующего, показала, что 1-я армия выступала преждевременно, с началом войны был принят тот же график. Учитывая, что Ренненкампф выступил на два дня раньше, а Самсонову на марш требовалось четыре дня, перед германскими войсками в течение шести дней должна была быть только одна русская армия.