Первый человек
Шрифт:
Еще через три месяца лечащий врач Мартины заметил явное улучшение ее здоровья. Мартина снова начала читать книги и ходить в учебный зал и через день по утрам работала в прачечной того корпуса, где лечилась. Не было упомянуто ни об одном ее выходе за территорию. С четырнадцати до восемнадцати лет Мартина не видела ничего, кроме лечебницы для душевнобольных.
— Это то же, что четыре года в тюрьме, — сказал Бессур.
— Не совсем то же, — поправил его де Пальма.
22 мая 1957 года санитар Робер Вандель обнаружил, что Мартина вступила в любовную связь с пациентом из мужского отделения.
17 июня она получила короткую записку. Под запиской стояла подпись Кайоля, а сказано в ней было вот что:
«С тех пор как я снова свободен, я не перестаю думать о тебе, о наших минутах страсти. Говори мне снова и снова, что любишь меня».
— Очень трогательно! — съязвил Бессур. — Психиатры в то время распечатывали чужие письма и подшивали их к делу. Просто очаровательно! Так поступают в тюрьмах.
— Не горячись сынок. У них, видимо, была причина.
Де Пальма перевернул страницу.
— А вот и причина. 24 июля Мартина убежала из своей тюрьмы. Так что те, кого ты заподозрил в бесчеловечности, просто на всякий случай сохранили ее вещи.
Бессур вдруг нахмурил брови.
— Ты говоришь, 23 мая?
— Да.
— Тебя ничего не удивляет? — воскликнул Бессур.
Де Пальма шлепнул рукой по своему блокноту.
— Близнецы родились в начале января. За восемь месяцев до этого она получает любовное письмо от Кайоля.
— Да, — согласился Бессур. — Тут что-то неладно.
— Ив письмах нет никаких следов Пьера Отрана.
Де Пальма полистал историю болезни, присланную из Виль-Эврара. Имени Пьера Отрана не было нигде.
— Я думаю, сегодня днем нам надо зайти в научный отдел.
Профиль ДНК Кайоля был прислан раньше, чем они ожидали, уже в начале вечера. Его проанализировали в Национальной автоматической картотеке генетических отпечатков, где хранились данные Тома. Психиатр действительно был отцом Тома и Кристины.
— Я за свою жизнь видел достаточно мерзостей, — сказал Бессур. — Но это, я думаю, уже предел. Ниже только ад с рогатыми чертями, которые нанизывают тебя на вертел.
— Не знаю, передается ли сумасшествие по наследству, но если да, это классический случай. Бедный мальчик! — пробормотал де Пальма.
— Не станешь же ты его жалеть! — выкрикнул Бессур.
— По-моему, я жалею его, нравится это тебе или нет.
Лежандр ловко перевел разговор на другую тему.
— Все устали, — подвел он итог. — Устроим себе настоящий вечер и ночь отдыха, а завтра будет видно.
— Ты думаешь, он знал, что доктор Кайоль его отец? — спросила Ева.
— ДНК не лжет. Тома пришел убить Кайоля, потому что знал, что тот его отец.
— Как можно убить того, кто тебя зачал?
— А как родитель может сделать столько зла своему ребенку?
— А его мать?
— Судя по тому, что я знаю, она была еще более мерзкой — считала детей цепями, от которых надо избавиться.
— От твоих рассказов у меня мурашки бегут по спине!
— А я с этим живу.
— Оставляй эти истории за дверью дома. Наш порог — граница, он отделяет наш маленький, почти нормальный мирок от общества, которое плывет без руля неизвестно куда. Эта граница должна быть непроницаемой, насколько это возможно.
— Прости меня.
Де Пальма вспомнил о древней трагедии. Электра, ее брат Орест и их ужасная семья — семейство Атридов. Общество совершенно не изменилось с тех пор, подумал он. Это, в сущности, банальная мысль.
Ева снова принялась читать «Постороннего» Камю. Время от времени на ее лице отражались чувства, вызванные прочитанным.
— Как дела у твоей дочери? — поинтересовался Мишель.
— Лучше. Пока ты охотился на чудовищ, я побывала у нее. Она располнела.
Анита была на четвертом месяце беременности. Она не знала, мальчик у нее или девочка, и не желала этого знать.
Ева опять погрузилась в чтение. Де Пальма расположился около нее на другом конце софы.
— Я задержался на работе потому, что получил от психиатров медицинскую карту Мартины Отран. То, что я там прочел, сильно меня взволновало. Я хочу, чтобы ты это знала.
Ева подняла на лоб очки и посмотрела на Мишеля.
— Я знаю, почему ты так себя накручиваешь. Я помню то время, когда умер твой брат. Ты был зол на весь белый свет. Ты сражался со всем миром.
Барон опустил голову.
— Это закончилось, Мишель. Я знаю, что твоя мать посылала тебя к психиатрам. Ни один из них не сказал, что ты сумасшедший.
Ева положила руку ему на плечо.
— Тебе нужно выйти из ловушки, в которую ты сам себя загнал. Перестань принимать это дело близко к сердцу.
— Я часто пускал в ход оружие. Слишком часто, — пробормотал он.
— Не говори глупостей!
— Я никогда не говорил про это никому, даже Местру. Понимаешь, меня в этих случаях что-то подталкивает выстрелить. Я стреляю не думая. Это не дает мне покоя. Я боюсь этого порыва больше всего на свете.
— Ты стрелял в людей?
Вместо ответа, Барон встал и подошел к своей коллекции дисков.
— Хочешь, пойдем куда-нибудь вечером? — предложил он Еве, не оборачиваясь.
— Я думаю, не стоит.
— Тогда я немного послушаю оперу.
Он выбрал оперу Генделя «Цезарь». С некоторых пор музыка барокко будила в нем чувства, которых он не испытывал уже целую вечность.
52
Оставался еще один участник событий, связанных с «Человеком с оленьей головой», — Жереми Пейе, студент, который обнаружил его на раскопках в Кенсоне в 1970 году. Согласно данным из архивов университета Экс-ан-Прованса, Пейе во время учебы в университете жил в городке Сен-Анри. Полицейские выяснили, что его старая мать по-прежнему жила там и сын часто приезжал к ней в гости. Де Пальма легко нашел и его адрес. Пейе жил на корабле в порту Гуд, который находится рядом с каланками. Страстью Пейе было подводное плавание. Он даже создал клуб подводного плавания с очень выразительным названием «Великая синева».