Первый человек

Published by arrangement with Agence litteraire Pierre Astier &Associates

Разработка серийного оформления художника Е. Ю. Шурлаповой

Главные персонажи и сюжет этого романа вымышлены.

Любое сходство с реальными событиями и лицами — полная случайность.

— В каком же мифе живет современный человек?

— Можно сказать, что в христианском.

— А

— Если ответить абсолютно честно: нет. Это не тот миф, в котором я живу.

— Значит, у нас больше нет мифа?

— Да, мне кажется, что у нас больше нет мифа.

— Но какой миф у тебя? Какой он, тот миф, в котором живешь ты?

К. Г. Юнг. Моя жизнь

Поверхность скалы была похожа на каменную драпировку. И на ней, в нескольких метрах от большой плиты, которая наклонно опускалась в черную воду, возник первый знак — отпечаток детской ладони. Знак Первого Человека.

Ныряльщик вздрогнул, от волнения у него сжалось горло.

Второй отпечаток движущейся ладони, потом еще один и еще. Все они были как на негативе [1] . На некоторых ладонь выглядела отрубленной, на других была перечеркнута красной полосой.

Дальше скала была изрезана линиями — то одиночными кривыми, то сплетенными в узоры. Появились наскальные рисунки, а потом — фантастические фигуры. Среди них был вырезанный в камне получеловек-полуживотное. Глубокие царапины пересекали его длинное туловище, но не затрагивали птичью голову и ноги, похожие на ноги оленя.

Ныряльщик видел перед собой то, что так долго и упорно искал. Это зрелище взяло его за душу и отбросило в глубины прошлого, к истоку всех мифов — в те дни, когда человек разумный начал свой путь, чтобы больше никогда не останавливаться.

Он нацелил фотоаппарат на изображение и нажал на спуск — один раз, потом второй. Затем продвинулся вперед, и низкий потолок пещеры заставил его согнуться пополам. На блестящем полу лежал какой-то предмет. Ныряльщик подсветил себе вспышкой, придвинулся еще ближе и дал из своего аппарата целый фотозалп.

И в этот момент он услышал пение.

Напев был печальный, слова почти не слышны, словно кто-то хриплым шепотом произносит молитву. Пение становилось все быстрее, звук перелетал от одной стены к другой. Потом он стих, и снова стал слышен только стук тяжелых капель, разбивавшихся о пол цвета ржавчины.

Шлеп, шлеп, шлеп…

Ныряльщик затаил дыхание и почувствовал нервную дрожь. Он расстегнул свой комбинезон, словно освобождая сердце, которое билось все сильней.

Слева от него скалы образовывали сырой лабиринт, который уходил в темноту. Воздух был влажным и имел горький привкус ромашки.

Ныряльщик погасил свою лампу и сел на корточки.

Песня возникла снова. На этот раз она звучала ближе и порождала еще больший страх.

Ныряльщик пытался рассуждать логически, но руки его дрожали. Он не в первый раз оказался в подводной пещере. Может быть, трещины в камне образовали что-то вроде огромного органа, и ветер, проникая через них, выдувает звуки, которые слышны даже в недрах земли.

Но в этот день не было ветра, даже легкого ветерка.

Ныряльщик снова зажег лампу. Монотонный напев внезапно оборвался. И холодно зазвучал в своем незыблемом ритме стук капель, падающих со свода, — шлеп, шлеп, шлеп, шлеп… Словно вечные часы.

Ныряльщик отступил перед опасностью. Его снаряжение лежало возле большого колодца. Он торопливо надел на себя баллоны, неловкими, дрожащими от страха руками натянул ласты и маску.

Он не слышал звук шагов за своей спиной и не видел чудовищную тень, приближавшуюся сзади.

День 23 июля 1970 года был жарким. Почти из всех мест Верхнего Прованса поступили сообщения о лесных пожарах, и огонь уничтожил много гектаров леса. Дождь медлил, и природа день за днем умирала от огня и жажды.

Над раскопками доисторической стоянки в коммуне Кенсон качался фонарь. В конце дня, когда солнце стало спускаться к черным горам, служившим границами долине реки Дюрансы, с гор от реки Вердон спустился милосердный, почти прохладный ветер.

Именно в этот момент сюда явилась смерть.

Смерть приехала в зеленом автомобиле-седане, поднявшем облако желтой пыли на повороте дороги, которая идет к холодным ущельям Вердона. Пьер Отран не мог знать этого и ничего не заметил. Он взглянул на часы, повернулся в сторону профессора Палестро и крикнул:

— Рабочий день окончен!

Потом он аккуратно поставил в ряд свои лопатку, скребок и кисть, прислонив их к краю большого сита. Пьер Отран все делал осмотрительно и размеренно: он любил порядок во всем. На закате обязательно полагалось выпить пива. Прохладные банки с этим напитком хранились в холодильнике в домике исследователей на другом конце площадки.

Раскоп находился на почти голом плато, где на грубой почве местами росли лишь кусты ладанника [3] . За плато начинался склон, который поднимался вверх, к серым утесам. Тропинка пересекала зеленые овраги и узкие, как заусенцы, полосы красной земли. Потом, скрывшись среди кермесовых дубов [4] , которые были чуть выше человеческого роста, она продолжала свой путь до горных дорог, ведущих к пещере Бом-Бон.

Пьер Отран оперся о бок тачки, которая еще была полна строительного мусора, протянул Палестро банку пива «Кроненбург» и произнес: