Первый день поста
Шрифт:
Томпсон прошел туда первым и объяснил Болану:
— Капитан приносит извинения, что вынужден задержаться на несколько минут. Он просил меня решить этот вопрос вместе с вами. А он постарается вернуться еще до того, как мы закончим нашу беседу.
— В чем же суть вопроса? — осведомился Болан.
Поразительная ситуация: он находился в самом сердце вражеского лагеря, окруженный со всех сторон враждебными ему силами, и выдавал себя за того, кем на самом деле не являлся. И все это — без малейшего понятия, кто же его противник.
Лейтенант Томпсон продолжил:
— Речь
Болан сел, и Томпсон протянул ему папку с машинописными листами. Боже, из этого парня просто выпирала воинская аккуратность. Чистюля, аккуратист, сама точность...
— Видите, — указал он, — вот строки, касающиеся Мака Болана. Капитан хочет избежать малейшей ошибки в данном вопросе. К тому же, как вы знаете, наш план заставляет нас поторопиться.
— Разумеется, — сухо ответил Болан.
Лейтенант извинился и вышел из кабинета. Отпечатанные листы разделялись на две колонки. Правая колонка была напыщенно озаглавлена: «Показания объекта», другая — «Интерпретация» и в ясных выражениях резюмировала вопли и конвульсии расщепляемой души. Болана, который знал все, о чем говорилось в первой колонке, заинтересовала лишь вторая часть листа — комментарии. Здесь главным образом говорилось об участии Болана в событиях в Лос-Анджелесе. С точки зрения Рикерта, разумеется. А впрочем, и это было совсем неплохо. Джордан принуждал беднягу-мученика беспрестанно возвращаться к этому эпизоду, заставлял его говорить на другие темы, а затем вдруг снова задавал все те же вопросы и сверял ответы на них. Быть может, великий мастер грязных дел и занимался когда-то медициной, быть может, у него и был диплом по психологии, но в области допроса он разбирался не хуже, а скорее всего, даже лучше любого члена суда присяжных.
Эти славные люди — как же они заинтересовались поступками и жестами Мака Болана!
Болан встал и положил папку на стол. Он оказался в опасном положении. Он не должен был соваться сюда подобным образом. Все в этом лагере слишком хорошо напоминало Филиппа Джордана и его стиль обделывать свои грязные делишки. Да и сама операция ничем не походила на привычные махинации мафии, и поэтому Болан не мог позволить себе продолжать играть роль доктора Джордана. Он не знал, в какое болото угодил. Этот капитан, как бы его ни звали, мог оказаться лучшим другом погибшего доктора. Впрочем, здесь любой мог хорошо знать бывшего представителя Министерства национальной обороны.
Когда Болан вышел из кабинета, Томпсон разговаривал с двумя парнями в военной форме. Он улыбнулся Болану.
— А вы быстро справились, — заметил он.
— Ваша интерпретация абсолютно верна, — сказал Болан. — Вы можете продолжать в том же духе.
— Что ж, отлично, — обрадовался лейтенант. — Может быть, чашечку кофе? Капитан...
— Передайте капитану мои извинения, но я не могу терять время. Меня ждут тысячи дел.
Томпсон был слегка озадачен:
— Как хотите, сэр, но, насколько я понял, капитан желал обсудить вопрос, касающийся Болана, именно с вами.
— Передайте ему, что я занимаюсь этим со своей стороны, — объявил Болан и решительно перешагнул порог барака.
Томпсон быстро последовал за ним. Одновременно к бараку приближался еще один тип, одетый в штатский, весьма элегантный костюм. Его возраст — ровно 42 года. Его родословная — третье поколение мафии, вышел прямо из каменных джунглей Манхэттена. Болан моментально извлек его данные из своего досье: Марко Минотти, брат и наследник «лейтенанта» Фрэнка Минотти из семейства Маринелло, которого Болан уничтожил во время своей нью-йоркской кампании по истреблению мафии. Новоприбывший даже не взглянул на Мака Болана, но проблема была не в этом. Он наверняка знал настоящего Филиппа Джордана.
Болан готов был отреагировать на любое, пусть даже самое безобидное действие Минотти, но Томпсон тут же взял инициативу в свои руки.
— Ну вот, ваш приход как раз кстати, — обратился он к Минотти. — Вы уже встречались ранее, джентльмены?
Он мельком взглянул на Болана и продолжил представлять их друг другу, как если бы речь шла о простой проформе. Болан принял к сведению это соблюдение старшинства: к доктору Джордану здесь относились с уважением.
— Господин архитектор, вот ваш банкир.
Ко всему у них были закодированные имена! Великолепно!
Филипп Джордан был «архитектором», а Минотти — «банкиром». Отсюда можно сделать вывод, что капитан был в этом деле «подрядчиком» или кем-то другим в аналогичном смысле слова.
У Болана уже начинала идти голова кругом: что за фигурой являлся этот загадочный капитан?
Минотти пожал Болану руку, бросив шутку сомнительного содержания «об этих чертовых хитрецах из ЦРУ».
Томпсон снисходительно улыбнулся и повернулся к Болану.
— Наш банкир прибыл сегодня ночью. Но вы были... в общем... вы были заняты... Поэтому...
Молодому джентльмену из Манхэттена были явно не по душе подобные недомолвки и иносказания. Он резко оборвал Томпсона и объявил Болану:
— Меня зовут Минотти.
— Фил Джордан, — процедил сквозь зубы Болан.
— Знаю, знаю! Ну и как эти сведения: стоящая штука или дерьмо собачье?
— Пока все складывается хорошо, — спокойно ответил Болан. — И оснований для паники нет.
— Какая такая хреновая паника? — заржал мафиози. — Вы отвечайте за себя, док. Я очень надеюсь, что этот недоносок уже загнан в угол. У меня есть к нему небольшое дельце.
— Почему бы не уладить его в другом месте? — ответил Болан голосом, в котором сквозил холод. — Каждому делу свое время.
— Шли бы вы подальше, — в шутку заявил Минотти. — Вы, служащие, не созданы делать два дела одновременно: даже жевать резинку и двигать ногами. Я вам вот что скажу, док. Если этот ублюдок где-то поблизости, можете сразу заносить его имя в льготную очередь ваших... ха-ха!.. пациентов.
— Не премину этим воспользоваться, — сухо ответил Болан-Джордан.
Хозяин Нью-Йорка повернулся к Томпсону и ворчливо спросил: