Первый день
Шрифт:
Ее отец был немецкий еврей, мать — итальянка. Во время войны они поселились на маленьком греческом острове. Жители деревни прятали их, а когда настал мир, они не захотели оттуда уезжать.
— Мы всегда здесь жили. Что до меня, мне и в голову не приходило куда-нибудь переехать. Видели вы на свете такое же райское место, как греческие острова? Папа летал, мама работала медсестрой, вот и угадайте, почему я стала «воздушным доктором»? Теперь о вас. Не хотите объяснить, от чего вы бежите? Хотя меня это совершенно не касается, да и вид у вас незлой. У меня все равно скоро отнимут лицензию, так что надо использовать любую возможность полетать. Так что доплатите мне расходы на топливо,
— А почему они отнимут у вас лицензию? — обеспокоился Уолтер. Докторша продолжала осмотр самолета. — Каждый год пилот должен проходить медицинский осмотр и проверять остроту зрения. До сих пор я ходила к моему старому другу офтальмологу, очень милому человеку, который делал вид, будто не замечает, что я выучила наизусть всю таблицу, включая последнюю строчку, где буковки давно уже кажутся мне слишком мелкими. Но теперь он ушел на пенсию, и долго обманывать людей я уже не сумею. Не делайте такое испуганное лицо, я и с закрытыми глазами могу управлять моим стариком «Пайпером»! — сказала докторша и залилась смехом.
Ей не хотелось садиться в Афинах. Чтобы приземлиться в международном аэропорту, надо запросить разрешение по радио и пройти полицейский контроль в зоне прилета; к тому же ей пришлось бы заполнить кучу бумаг. Но она знала заброшенный аэродром в одном тихом местечке, где была еще вполне сносная взлетно-посадочная полоса. А там мы сможем нанять катер, и нас доставят прямиком на Гидру.
Уолтер занял место на сиденье, я кое-как угнездился у него на коленях. Ремень оказался недостаточно длинным, и мы вдвоем не могли пристегнуться, так что пришлось обойтись без мер безопасности. Мотор чихнул, винт повернулся, потом стал крутиться все быстрее и быстрее, а вокруг заклубилось облако серого дыма. София Шварц похлопала по стеклу, показывая, что скоро мы взлетим. По-другому общаться было невозможно: шум стоял невообразимый. Самолет медленно подкатил к началу полосы, повернул, став носом к ветру, двигатель постепенно набирал обороты. Самолет весь трясся и дребезжал, и я решил, что он развалится еще до взлета. Наш пилот отпустил тормоза, и асфальт побежал из-под колес все быстрее и быстрее. Мы уже достигли конца полосы, когда нос самолета приподнялся и мы оторвались от земли. Мальчишки стояли на полосе и махали нам на прощанье. Я крикнул Уолтеру, чтобы он тоже им помахал в знак благодарности, но он проревел мне в ответ, что ему по прибытии и так понадобится раздвижной ключ, чтобы отцепить пальцы от железки, за которую он держится.
Никогда я еще не видел остров Милос таким, как в то утро, когда мы летели в нескольких сотнях метров над морем, ветер свистел между стойками, а я чувствовал себя свободным, как никогда.
Амстердам
Вакерсу понадобилось несколько минут, чтобы привыкнуть к сумраку подвала; в прежние годы глаза приспосабливались к темноте сразу, но теперь он постарел. Перед его взором постепенно возник лабиринт из столбов, подпиравших здание; когда он решил, что видит достаточно хорошо, он осторожно ступил на деревянные мостки, построенные над водой. Вакерс продвигался вперед, не чувствуя ни холода, ни сырости подземного канала. Все здесь было ему хорошо знакомо, сейчас он находился прямо под большим залом; он добрался до того места, над которым располагались мраморные карты, нажал на привод потайного устройства, спрятанный в балке, и подождал, пока сработает механизм. Две доски повернулись, открыв путь к стене в глубине помещения. Дверь, поначалу неразличимая в темноте, теперь четко выделялась на фоне ровной кирпичной кладки. Вакерс заперся на ключ и зажег свет.
Обстановка состояла из металлического стола и простого кресла, из оборудования в комнате были только плоский экран монитора и компьютер. Вакерс сел, придвинув к себе клавиатуру, и посмотрел на часы. Звуковой сигнал предупредил его, что совещание началось. Пальцы Вакерса застучали по клавишам:
— Здравствуйте, господа! Вам известно, зачем мы сегодня собрались.
М а д р и д: Я думал, дело закрыто много лет назад.
А м с т е р д а м: Мы все так думали, но недавние события заставили к нему вернуться. На сей раз хотелось бы, чтобы ни один из нас не противопоставлял себя остальным.
Р и м: Времена уже не те.
А м с т е р д а м: Я рад, что вы это сказали, Лоренцо.
Б е р л и н: И чего же вы от нас хотите?
А м с т е р д а м: Объединения сил и средств. И чтобы каждый выполнял решения, которые мы примем все вместе.
П а р и ж: Судя по вашему отчету, тридцать лет назад Айвори оказался прав, или я ошибаюсь? Не лучше ли будет, если он присоединится к нам?
А м с т е р д а м: Наша находка действительно подтверждает теории Айвори, но, по моему мнению, его лучше к этому делу не подключать. Едва речь заходит о той теме, которую мы сегодня обсуждаем, он становится непредсказуем.
Л о н д о н: Итак, существует второй предмет, идентичный тому, которым мы располагаем?
А ф и н ы: Форма у него другая, но совершенно очевидно, что оба имеют одно и то же происхождение. То, что произошло вчера вечером, конечно, весьма огорчительно, однако нам удалось получить неопровержимое доказательство. Нам стали известны некоторые свойства предмета, о которых мы и не подозревали. Один из наших коллег видел все своими глазами.
Р и м: Тот, кому расквасили физиономию?
А м с т е р д а м: Он самый.
П а р и ж: Как вы думаете, существуют ли другие подобные предметы?
А м с т е р д а м: Айвори в этом глубоко убежден, но правда в том, что нам ничего об этом не известно. Сейчас наша главная забота — получить тот предмет, о котором мы уже знаем, который уже найден, а не думать о том, существуют ли еще и другие.
Б о с т о н: Вы уверены? Как вы помните, мы когда-то не прислушались к предупреждениям Айвори и совершили ошибку. Конечно, хорошо бы выделить необходимые средства и подключить людей к поискам второго предмета, однако я хотел бы знать, во что мы ввязались. Боюсь, что пройдет еще тридцать лет, а мы все так же будем топтаться на месте!
А м с т е р д а м: Нынешняя находка — чистая случайность.
Б е р л и н: Это лишь доказывает, что могут случиться и другие.
М а д р и д: Поразмыслив, я пришел к выводу, что не в наших интересах предпринимать активные действия. Ваша первая попытка, Амстердам, потерпела крах, вторая, окажись она снова неудачной, неминуемо привлечет внимание. И еще: у нас нет доказательств того, что владелец или владелица предмета догадывается, что он собой представляет. Впрочем, касательно этого у нас самих нет полной уверенности. Не станем раздувать огонь, который потом не сумеем потушить!
С т а м б у л: Мадрид и Амстердам придерживаются диаметрально противоположных позиций. Я принимаю сторону Мадрида и предлагаю вам хотя бы в ближайшее время ничего не предпринимать, только наблюдать. Мы снова соберемся вместе, если ситуация начнет меняться.
П а р и ж: Присоединяюсь к мнению Мадрида.
А м с т е р д а м: Вы совершаете ошибку. Если бы у нас в руках оказались оба предмета, мы, возможно, узнали бы о них больше.
Н ь ю-Д е л и: Вот в том-то и дело, Амстердам, что мы не хотим знать о них больше, и если мы в чем-либо были единодушны все эти тридцать лет, так именно в этом.