Первый эйдос
Шрифт:
Ирка немного обиделась. Чем Багров лучше? Он же некромаг. Животные должны не доверять ему и бояться. Она присела, чтобы погладить кота. Кот зашипел и спрятался за ногу Багрова. Ирка порывисто встала.
– Ну и зачем? – спросила она с вызовом. – Настроил против меня бедное животное?
– Ничего подобного, – возмутился Матвей.
– А почему тогда он ко мне не идет?
– Волчица ты, хозяйская мерзайка! – назидательно пропыхтел за спиной Антигон.
Ирка сердито оглянулась.
– А ты вообще не влезай! Еще раз вякнешь – обниму.
Антигона
– Может, лучше бейсбольной битой? – спросил он с надеждой.
Ирка отмахнулась. С Антигоном ей давно было все ясно.
– А меня нельзя обнять вместо него? – предложил Багров.
– Научись вначале говорить больше двадцати предложений за вечер, – сказала Ирка.
Она сунула руки в карманы и пошла вдоль дороги, собираясь нырнуть в лес. Матвей и Антигон шли чуть сзади, негромко переговариваясь. Ирка вскоре остыла, и ей стало завидно.
«Небось с Антигоном он говорит нормально! Интересно о чем? А-а, обсуждают, какие продукты Багрову телепортировать из супермаркета! Уголовники несчастные!.. Намекнуть им, что ли, чтобы макароны «Макфа» захватили? Вкусно было!» – подумала Ирка.
Красная точка стремительно пронеслась вниз, перечеркнув силуэт спящего дома. Ударилась о землю, разлетелась искрами.
– Смотри: звезда падает! Загадывай желание! – крикнула Ирка.
– Это кто-то окурок из форточки выбросил, – сказал Багров.
Несмотря на ее сопротивление, Матвей проводил Ирку до «Приюта валькирий».
– Боишься, что на меня могут напасть хулиганы? – доставала его Ирка.
– Я боюсь не за тебя, а за хулиганов. Ты сегодня не в духе, – отвечал Багров.
– Это ты не в духе, если тебе счастливые звезды окурками кажутся! Так что можешь пожертвовать свое двадцатое предложение в пользу нищих! – отрезала Ирка.
Сказала и по его небрежной усмешке поняла, что уязвить Матвея ей не удалось. Больше всего Ирку злило, что она не может пробить броню его спокойствия. Она ощущала себя маленькой девочкой, которая колотит кулачком по рыцарским доспехам.
– Ты что, не понимаешь, что я не могу тебя любить? – в который раз решив объясниться начистоту, сказала Ирка.
– Мне этого не нужно. Ни в коем случае не вздумай влюбляться в меня слишком быстро! – серьезно предупредил Багров.
– Что? – озадачилась и возмутилась Ирка.
– Женщина – настоящая женщина, истинная – пассивное начало. Она приз, она награда. Что это за приз, который сам бежит за спортсменом, чтобы ему навязчиво вручиться? Что это за лань, которая сама открывает пасть крокодилу и забирается туда по самые гланды? Нет, девушка ни в коем случае не должна влюбляться сама и особенно первая. Идеал – когда юноша любит девушку, а она одаривает его смиренным принятием его любви, – уверенно заявил Багров.
Ирка так озадачилась, что забыла считать предложения. Она лишь торопливо пыталась запомнить ход его мысли, чтобы поразмышлять на досуге.
– Тебя я не одарю! – буркнула она и подумала, что многие боятся настоящей любви – сильной, искренней, яркой.
Когда их так любят, они пугаются и предпочитают что-нибудь умеренно-теплое, как бульончик для болящего. Любить самому проще, чем быть любимым. Сам ты любишь, когда тебе это удобно, помучаешься пять минут в день и все дела, а так тебя достают, дергают, грузят эмоциями, когда ты к ним не готов. Неужели и Багров такой? Нет, едва ли. Видимо, для него достижение цели важнее самой цели. Он человек процесса, а не результата.
Любовь, как известно, проявляется в мелочах и на мелочах же прокалывается. Слишком абстрактная любовь без бытовых проявлений – демагогическая фикция, речевое упражнение для нравственных заик, не более. У Багрова же с мелочами было все в порядке. Чего стоило одно его постоянное стремление накормить ее, Ирку. Прямо без пяти минут паж Бэтлы с его патронташем из булочек и шоколадок.
У «Приюта валькирий» Ирка ждала от Багрова хотя бы формального поцелуя в щеку, чтобы обвинить его в озабоченности, в комплексах или в чем-нибудь таком в этом духе. У нее давно заготовлена прекрасная колючая фраза, которая должна была просто втоптать Багрова в пол.
Увы, фраза так и осталась в полной и безраздельной Иркиной собственности. Матвей сдержанно сказал «Спокойной ночи!» и растаял. Ирка поняла, что ее раскусили, и обозлилась.
– Ненавижу некромагов! Сами гады, а глазки такие добрые-предобрые! – сказала она в пустоту.
Пустота поежилась, дохнула ветерком, покачала ветвями кустарника, однако возражать не стала. Ей не хотелось связываться с раздраженной валькирией да еще на ночь глядя.
Ирка стояла, сурово уставившись на звезды, которые, как елочные игрушки, запутались в вершинах сосен. Ей хотелось собрать воедино и проанализировать все впечатления вечера. Решительно выбросить и изгнать все лишнее, поняв наконец, зачем ей нужен Матвей и в каком статусе его воспринимать. В голове должен быть порядок. Хотя бы в голове, потому что на столе, в шкафу и других местах его точно нет.
Антигон нетерпеливо пыхтел рядом, переминался с ноги на ногу, изредка позволяя себе замечания, что ночью приличные люди спят, а не шляются.
– Мудрая мысля. Где-то прочитал или сам додумался? – спросила Ирка.
Она замерзла и собралась вскарабкаться по канату в вагончик, когда услышала подозрительный шорох. Отделившись от столба, к ней из темноты шагнул незнакомый мужик – высокий, плечистый и грузный. Ирка мысленно приготовилась к бою. Мужик подошел еще на метр. Внезапно Ирка поняла, что испугавший ее «мужик» – валькирия Таамаг, и нервно засмеялась.
– А, это вы, Таамаг! А я почему-то подумала… – начала она и, спохватившись, осеклась.
От валькирии каменного копья ее робость не укрылась.
– Что подумала? – спросила она басом.
– Ничего… Просто испугалась, – сказала Ирка виновато.
Взгляд Таамаг был сфокусирован на Иркином подбородке, но время от времени зорко всплескивал выше. Точно солдат выглядывал из окопа и сразу прятался.
– Ты меня с кем-то перепутала? И кого же наша малышка ждала? – напирала валькирия каменного копья.