Первый кадр 1977
Шрифт:
— Ладно, забей… Я придумал конечно. Всё я. Кто ж ещё мог придумать такое? — в свою очередь парировал его лож я своей неправой. — Или ты ещё знаешь кого-нибудь кто мог написать что-либо подобное?
— Нет, — искренне ответил друг и «застыл» глядя мне за спину.
— То-то, — искренне ответил я и услышав знакомый мотив тоже застыл.
Наша окаменелость была связанна не с тем, что мимо нас проходила красавица Юля, в которую Сева был по уши влюблён, нет, связанно это было с тем, что она негромко напевала
— Белые розы, белые розы, тра — та — татата — та…
— Юля, стой. Подожди, — выйдя из комы крикнул я ей в спину. Она остановилась, обернулась и подошла к нам.
— Что Сашечка?
Сева стоял как вкопанный и традиционно не дышал.
— Юлечка, скажи пожалуйста, — ответил я также в ласкательной форме, — а что ты такое поёшь?
— Это песня про розы. Белые, — пояснила рыжуха.
— А откуда ты её знаешь?
— Слышала.
— А где ты её слышала? — поинтересовался «следователь».
— Ребята на лавочке пели. Хорошая песенка. Грустная, но хорошая. Вот я и запомнила.
— Какие ребята. На какой лавочке? — задал очередные вопросы «прокурор», пытаясь вывести допрашиваемую на чистую воду.
— Да наша местная шпана во дворе. Они её под гитару под окнами всю ночь пели. Мне она очень понравилась. Я оделась и хотела спуститься в низ, чтобы в песенник переписать слова, но, — пояснила обвиняемая с грустью в голосе, — но меня мама не пустила и отправила опять в кровать.
— Ночью?.. Ты хотела спуститься к хулиганам вниз и переписать песни ночью? — ошарашенно выдохнул Савелий.
— А, что такого. Это же наши, местные ребята. Пили там вино, смеялись, да и песни пели.
— Ох***! — вновь выдохнул влюблённый, а наивная девушка, не обращая на этот «комент» ровно никакого внимание продолжила свой рассказ: — Правда там потом они поругались все. Кто-то бутылку разбил, потом стекло в подъезде, дальше там драка началась, милиция приехала с мигалками и всех забрали в отделение. Так, что я многие слова не успела записать.
Я молчал, а Сева как мне показалось молился, восхваляя то Бога и то Юлину маму.
Кинокамера снимает через окно приезд Тихона Тихого.
Он выходит из «Волги».
Отлично.
Снято.
Заходим в дом.
Разговоры… разговоры…
— Где бы я не жил, у меня всегда был очаг, — говорит Старостин.
Снимаем его грустный взгляд крупным планом.
— Так ребята. Готовы? Отлично, отлично. Снимаем приезд грузчиков. Лиля текст выучила? Хорошо. Итак, ты протягиваешь документы и говоришь, что?..
— Подпишите пожалуйста здесь, — проговорила свою роль Лиля.
— Ииии, — помогаю я.
— Что «И»? —
— Подпишите пожалуйста здесь, ииии… — повторяю я, но вижу непонимание в глазах.
— Подпишите пожалуйста здесь, — повторяет начинающая актриса-виолончелистка.
— И здесь! — добавляю я, морщась и поглядывая на безответственную рыжуху, которая часть текста недонесла до конечного пользователя.
— Так надо?
— Да. Именно так, — командует режиссёр. Поехали.
Мотор!
<…>
— Грузчики готовы? Норм. Берёте вот это кресло и вот этот диван и тащите из комнаты. Поняли?
Мотор!
<…>
Что значит диван в дверь не проходит? А как же он тут очутился?.. Как через окно? Что правда через окно?.. Ну, давайте тогда через окно выносите … В смысле нужно раму выставлять?.. По-другому никак?.. Ну так выставляйте, потом вставим! Завэн, найди быстро Ашота с его бандой, пусть берут инструмент и мухой мчат сюда…
<…>
Вытащили мебель и поставили раму на место.
— Это разъев справедливо? Разве справедливо, то, что мы все умрём, а ты будешь жить вечно? — обвиняет психолог Старостина.
Атмосфера в фильме накаляется до предела. Тихон Тихонович Тихий достаёт дореволюционный револьвер, который мы одолжили в местном историческом музее, и нацеливая на главного героя вопрошает: — А, что будет если я тебе выстрелю в голову. Прямо в темечко? Ты умрёшь, или как?
Происходит ругань…
Разговоры. Разговоры…
Психолог выбегает на улицу, садится в автомобиль и уезжает.
— Отлично! Снято! — констатирую я, сверяясь с планом съёмок. — Теперь снимаем эпизод, где…
И в этот момент прожектора на секунду ярко загорелись, моргнули и погасли.
— Что, лампы перегорели? — задал я вопрос монтёрам-электрикам.
— Не знаю. Сейчас глянем. Только им остыть чуть надо, — ответили те.
— Да нет. Это, наверное, свет выключили. У меня тоже питания на камеру не идёт, — сказал кинооператор слегка подёргав провод идущий к кинокамере.
Я подошёл к выключателю, висевшему на стене и пощёлкал кнопкой. Света не было. Включил чёрно-белый телевизор «Чайка». Результат оказался тот же.
— Блин. Блин, блин! Что за фигня?! — риторически произнёс директор картины, уперев «руки в боки» бессмысленно раздумывая над вопросом: на долго ли нас решили электричества?
— Да никакая это не фигня. На подстанции, наверное, чего-нибудь сломалось. Не волнуйся, наверняка скоро починят, — услышал я голос Армена и повернувшись к двери увидел его самого.