Первый контакт
Шрифт:
Главный вопрос – люди. Собранное инопланетное оборудование представляло собой круглый подиум высотой примерно в полметра. На него могло взойти 10-15 человек, которые, как обещалось, и примут участие в переговорах со сверхцивилизацией. (Как звучит, а?)
То есть, фактически, требовалось отобрать группу людей, которые будут говорить от лица нашей планеты. От которых, я не побоюсь этих слов, будет зависеть будущее человечества.
И кого вы предложите выбрать для столь ответственной миссии?
Психологи, политологи, социологи и академики разных наук были подняты в ружье и переведены на казарменное положение. Они отрабатывали критерии по психологической устойчивости, образованию, наличию чувства юмора и тысячи прочих параметров, которыми должны обладать кандидаты.
Об эту закрытую и тщательно, с применением тяжелой техники охраняемую твердыню здравомыслия билась волна истерии, поднятой мировыми СМИ. Общественные организации всех мастей требовали включения в группу контактеров представителей всех рас, полов, политических и сексуальных ориентаций, включая трансвеститов, бисексуалов и прочей нечисти.
В общем, когда на Марс прибыли кандидаты и их дублеры, общим числом в сорок человек, я вздохнул с облегчением. Трансвеститов среди них, слава Богу, не было.
Старший сопровождающий передал документы, а через минуту, когда все двинулись в общий зал для первичного знакомства, придержал меня за локоть.
Оказывается, академики от социологии решили подстраховаться и прислали еще одного участника, не включенного ни в какие списки. С ним мне предстояло познакомиться отдельно.
Думаете, это был какой-то запредельно секретный эксперт? Протеже президента? Мажор, папочка которого вложил в проект безумные деньги?
Нет, нет и нет. Это был совершенно особенный человек.
– Да, там все было достаточно сумбурно, – повторил я, давая понять, что готов к продолжению записи воспоминаний.
Руководитель лаборатории тут же подсунул диктофон поближе.
– Как выяснилось, мы поторопились со сборкой оборудования. Специалистам хотелось проверить, будет ли оно вообще работать. Оно работало – при прикосновениях подсвечивалось синеньким и издавало приятный звук.
Но оказалось, что сразу после первого подсвечивания пошел обратный отсчет времени. На подготовку контактеров нам отвели ровно полгода.
– А если не уложиться в срок, – проявил эрудицию мой собеседник, – все отключается, и процедура откладывается на неопределенное время. Возможно, на тысячелетия.
– Да. Поэтому понятно, что мы дико спешили.
Я помолчал, вспоминая суматоху тех дней.
Контактеры – мужчины и женщины разного возраста, ученых специальностей и профессиональных навыков были, разумеется, хороши. Красивые, эрудированные, гармоничные… да среди них было даже два олимпийских чемпиона!
Но один человек, каким бы гением он ни был, не в состоянии знать все. Поэтому расчет был на команду. Наши контактеры должны были чувствовать друг друга с полувзгляда и полувздоха, чтобы в нужный момент дополнить высказывания напарников, а при случае исправить ошибку. Поэтому гоняли мы их день и ночь.
Что говорить! Даже размещение на подиуме имело значение. Участники не должны были перекрывать друг друга, и в то же время стоять так, чтобы удобно было общаться. Огромная работа. Огромная!
– Так как вы познакомились с Кругловым? – напомнил о себе руководитель ментоскопической лаборатории.
– А никакого Круглова на тот момент не было.
– Как так?
– Кхм-хм… – я прокашлялся, подбирая слова. – Как я уже говорил, помимо основной группы к нам на Марс прибыл еще один персонаж, присутствие которого не афишировалось.
В глазах моего интервьюера вспыхнул интерес. Почуял сенсацию.
– Секретный агент?
– Ну, тот, кто его сопровождал, точно был секретным агентом. Майор ФСБ, имеющий огромный опыт задержаний, множество наград… Мрачный, психологически устойчивый, способный руками заломать любого громилу.
– Телохранитель?
– Скорее охранник. Они прибыли, скованные цепочкой наручников.
Интервьюер был шокирован:
– Господи боже, это-то зачем?
Я вздохнул.
– Рома Кузин (таким был последний псевдоним прибывшего персонажа) отличался исключительным обаянием. Работая мошенником на доверии, он настольно умел нравиться, что даже криминальный авторитет, которого Рома обнес на пятнадцать миллионов евро, готов был простить этот косяк, если парень вернется.
– Не понимаю.
– Просто слушайте. Итак, Рому прощали все. Особенно одинокие дамы бальзаковского возраста, которые плакали в отделениях полиции и всегда просили вернуть им не деньги и драгоценности, а «милого мальчика», который ошибся и нуждается в поддержке.
Мрачный сопровождающий, глядя на своего подопечного, скрипел зубами от ненависти. «Мальчика» ловили множество раз, но дело никогда не доходило до суда, ибо потерпевшие забирали заявления и смотрели на мошенника влюбленными глазами.
В общем, это был настоящий гений общения. И психологи на Земле надеялись, что наши контактеры сумеют почерпнуть что-то полезное из его обольщающего арсенала.
– Невероятно, – пробормотал ментоскопист.
– Разумеется, мы организовали встречу. Этакий мастер-класс по обаянию. Рому вусмерть заинструктировали, чтобы не смел баловать. Майор с двух сторон пристегнул его наручниками к креслу, а сам, символизируя неподкупность и тяжесть правосудия, мрачной глыбой навис сбоку.
Увы, такая подготовка сработала против нас.
Контактеры, люди глубоко порядочные и доброжелательные, едва войдя в помещение, увидели бледного скромного Рому, закованного в стальные оковы. В обществе жестокого сатрапа, едва ли не палача.
В их глазах сразу вспыхнуло весьма определенное понимание ситуации, которое потом вылилось в мгновенно возрожденный термин «кровавая гебня».
Никакие пояснения не работали. Вид «милого мальчика», который явно страдал, но не жаловался и не питал ненависти к своим мучителям, напрочь забивал любые сведения из его криминального досье.