Первый курс
Шрифт:
5
В отличие от завтрака и обеда, проходивших в узком кругу национальных делегаций, ужин в Школе был задуман как событие масштабное, своего рода официальное подведение итогов прожитого дня. В большом круглом зале были сервированы девять столов – два на семь мест, остальные – на шесть. Первый предназначался для преподавателей Школы, второй – для кураторов, остальные – для курсантов.
Три стола – преподавательский, кураторский и один из курсантских – были накрыты красными
Взяв в руки пластиковый поднос, Иван встал в конец небольшой очереди, выстроившейся перед прилавком у стены, куда по пологому желобку одна за другой скользили закрытые прозрачными крышечками тарелки, наполненные чем-то, напоминающим по виду плов. Курсанты брали себе по одной, после чего направлялись к следующему прилавку, где, отстояв еще одну короткую очередь, получали стакан с напитком и столовые приборы.
Проделав все эти нехитрые действия, Голицын обернулся лицом к залу. Его товарищи уже заняли свои места. Причем двое – Глеб и Пашка – сидели за привилегированным красным столом. Иван вздохнул: ему сегодня такое не светило.
Места за ужином – за исключением, разумеется, преподавательских и кураторских – распределялись согласно указаниям большого табло на стене. Атласная скатерть и изысканные блюда полагались шестерым курсантам, имевшим в своем активе наибольшее количество призовых баллов. По этому показателю Соколов и Хохлов сегодня были в лидерах – и не только в российской делегации, но и во всей Школе. Также, согласно табло, в почетную шестерку по итогам первого учебного дня попали два китайца, американка и японец.
Найдя на табло свою фамилию – в самом конце списка – Иван обреченно поплелся к дальнему столику, где уже сидели два других неудачника, судя по нашивкам – американец и европеец.
– Ну, типа, гуд ивнинг, – буркнул он, ставя поднос на стол. Английский он знал не то, чтобы хорошо, но кое-как объясниться бы смог, да вот только разговаривать ему сейчас совершенно не хотелось.
Сидящие за столом курсанты молча кивнули и вновь уткнули глаза в свои тарелки – судя по всему, они сегодня тоже были не в настроении болтать. К еде, впрочем, тоже пока никто не приступал.
Постепенно ресторанный зал заполнялся. Не прошло и минуты, как за их столик подсел насупленный японец, а следом за ним – угрюмый индус, с такой силой швырнувший свой поднос, что едва не снес им тарелку представителя Страны Восходящего Солнца. Потомок самураев стрельнул в его сторону бешеным взглядом, но ничего не сказал.
Последнее место – справа от Ивана – долго оставалось свободным, но когда Голицын уже было решил, что на него сегодня так никто и не явится, на стол опустился еще один поднос.
– Привет лузерам! – звонкий голосок говорил по-английски.
Индус неразборчиво выругался, японец резко выпрямил спину, словно проглотил вдруг ручку от швабры, европеец с американцем вспыхнули. Один лишь Иван прореагировал спокойно – сосредоточившись на переводе смысла услышанного, он просто не успел воспринять это как обиду.
Голицын обернулся: рядом с ним стояла девушка-австралийка, одна из тех, на кого он обратил внимание вчера в зале. Ее светлые, слегка вьющиеся волосы были собраны сзади в пышный хвост, в чуть прищуренных зеленых глазах горели озорные огоньки, на тонких губах играла улыбка.
– Да ладно вам! – девушка, похоже, наслаждалась произведенным впечатлением. – Сегодня мы, завтра – другие, – она грациозно скользнула за стол. – Семестр же только начался – баллов на всех хватит!
– Ну-ну… – хмыкнул американец.
– Меня зовут Эмма Маклеуд, – продолжила австралийка прежде, чем Иван успел составить в уме какую-нибудь ответную фразу. – Я из Мельбурна. А вы кто, товарищи по несчастью?
– А тебе-то что? – буркнул его сосед-европеец.
Но тут уже нашелся Иван.
– Я – Иван Голицын! – выпалил он. – Из Москвы.
– Очень приятно, Иван! – Эмма протянула руку так, что Голицыну ничего больше не оставалось, как только пожать ее.
– Мицуо Танака, Нагасаки, – выдохнул сквозь плотно сжатые губы японец и также удостоился рукопожатия.
Индус оказался Сурендранатхом Наороджи – впрочем, Иван не был уверен, что правильно расслышал имя, и уж тем более не надеялся его запомнить или повторить, американец – Джеймсом Грантом, представившийся последним европеец – немцем Куртом Фрицем.
– Не стоит унывать! – заявила австралийка, когда их знакомство, наконец, состоялось. – Первый день – совсем не показательный. И потом, главное ведь не то, кто сидит там сегодня, – она кивнула в сторону привилегированного стола. – Главное – кто там окажется в последний вечер семестра. Так почему бы это не быть нам с вами?
– Так ведь теперь у этих ребят фора! – вкрадчивым голосом, каким обычно разговаривают с безнадежно больными, заметил Джеймс Грант.
– Фора?! Какие-то жалкие десять-двадцать баллов ты называешь форой?!
– Жалкие они или нет, но у них они есть, а у нас – шиш! – бросил американец.
– Будут и у нас! – в голосе Эммы звучала непоколебимая уверенность. – Я вот считаю…
Однако узнать, что именно считает австралийка, Ивану так и не удалось, потому что как раз в этот момент огромные двери зала широко распахнулись и на пороге появился нард Шидд во главе колонны из Преподавателей Школы и кураторов национальных делегаций. Взоры всех присутствующих немедленно обратились на вошедших, и даже Эмма сочла за благо на время прикусить свой бойкий язычок.