Первый меч Бургундии
Шрифт:
– Мессир Тристан, мы хотели говорить с Вами, - сказала девочка прямо с порога.
– На две темы, - значительно добавил мальчик.
Карл сразу узнал детей покойного Эстена и Эмеры. Судя по лицам и голосам, девочке было лет двенадцать, мальчику - не меньше десяти.
– Ну, - лицо Карла непроизвольно расплылось в улыбке, - и на какие же темы?
– Во-первых, - начал мальчик, снимая шапчонку и вытирая рукавом со лба отсутствующий пот, - Ваш слуга похитил одну нашу вещь.
– Разумеется. Мне
Монсеньор строго кивнул и, приняв птицу, передал её своей сестре. Чувствовалось, что чересчур легкая победа над грабителем сбила его с толку.
– Его зовут Поль-Антуан, - быстро вмешалась девочка.
– А меня Констанца.
– Да кому это интересно?
– раздраженно бросил её брат, психоаналитически сверкнув глазами.
– Видите ли, монсеньоры, - продолжал он, обращаясь к Карлу и Жануарию, - наша мать добрая женщина, но смерть Эстена слишком...
– Нехорошо называть отца просто "Эстеном", - машинально поправил Карл.
– Он не отец, а просто так - дядя, - сказал Поль-Антуан. Чувствовалось, что эта формула была им отработана на многих слушателях.
– Поэтому я и говорю "Эстен".
Поль-Антуан нравился Карлу всё больше и больше. Он помнил себя точно таким же бараном.
– Ладно, говори как хочешь, - сдался герцог.
– Так что там ваша мать?
– А Вы правда троюродный дядя Мартина?
– выпалила Констанца.
Поль-Антуан снова сверкнул глазами, открыл было рот, но промолчал. Сообразил, что ему тоже интересно.
Вопрос застал Карла врасплох.
– Нет, - ответил он. Не потому, что видел в этом "нет" некую педагогическую или политическую выгоду, но лишь потому, что лгать в стенах храма полагал ублюдочной низостью. По этой же причине он не исповедовался уже восемнадцать лет.
– Я не троюродный дядя Мартина, я ему вообще не родственник.
– Значит, Вы точно герцог Карл, - торжествующе сказал Поль-Антуан.
– С чего ты взял?
– спросил Карл, краснея и чувствуя, что земля уходит у него из-под ног. Вся конспирация летела в тартарары.
– Мы иногда с Мартином рисовали Вас. И он всегда рисовал на Вашей шее золотого барашка.
– Правда, на тех рисунках Вы очень красивы и ещё у Вас на плече сидит сокол, - заметила Констанца.
– Поэтому мы с Поль-Антуаном спорили, пока шли сюда - Вы это или не Вы.
– А сейчас я, конечно, уродец каких мало. И сокола при мне нет.
– Ой, - Констанца чуть не расплакалась.
– Что Вы, монсеньор, Вы хороши почти как Мартин.
Час от часу не легче. Жануарий понял, что разговор пора спасать.
– Простят ли низкого слугу маленькие господа, если я спрошу, не пора ли перейти к сделке?
– Простят, - ответил за детей Карл, догадываясь, к чему клонит Жануарий, и расстегивая крючки на камзоле один за другим.
Зато Констанца и Поль-Антуан явно не поняли, о какой сделке идет речь, и растерянно переглянулись. Пока Карл извлекал орден на свет, Жануарий продолжал:
– Вы ведь, маленькие господа, догнали нас не столько ради птички, сколько ради того, чтобы неплохо заработать парой-тройкой правдивых историй о Мартине. Только Ваши мысли немного сползли в сторону. Верно?
– Верно, конечно, - пожал плечами Поль-Антуан.
– Я к тому и клонил, что наша мама плохо ведет дела. А мы их выпрямляем.
– Вы-прав-ля-ем, - подсказала Констанца шёпотом.
– Считайте, что уже выправили, - сказал Карл, протягивая агнца Поль-Антуану.
– Так сразу?
– ахнул тот.
– Да. Чтобы не боялись обмана.
– Мы - никогда, - горячо уверил его Поль-Антуан, быстро пряча агнца в торбу, из каких кормят лошадей зимой или когда лень распрягать.
С плеч Карла свалились сорок фунтов дерьма. Ну хоть чем-то. Очень уж жаль Эмеру и её детей тоже жаль.
Стоило агнцу исчезнуть в торбе, как Констанца, словно бы желая упредить Карла во всех его вопросах и тем добросовестно отработать Золотое Руно, зачастила:
– Мартина мы знаем с прошлого лета, когда он и его приемные родители переселились в наш замок. Их Эстен пригласил. Мартина мы не очень часто видели, потому что мама его боялась и говорила, чтобы мы с ним не дружили. Но у Мартина было много разного и мы ходили к нему тайком смотреть миниатюры в книжках, слушать про историю и про разных зверей.
– А потом она втюрилась в Мартина, как Лесбия в Катулла, - ввернул Поль-Антуан, бесцеремонно ткнув пальцем в Констанцу.
Прозвучало неожиданно живо. Жануарий хмыкнул. Констанца безо всякого аффекта сказала:
– Вздор. А Лесбия твоя совсем Катулла не любила, иначе бы он не истратил на неё столько слов.
Трюизм явно был отчеканен в своё время Мартином. Карл подумал, что к своим двенадцати плюс-минус год Констанца обзавелась завидным самообладанием. И, видимо, завидным багажом суждений на все случаи жизни. Подтверждая его мысли, Констанца продолжала:
– Уж если кто-то в Мартина и втюрился, так это ты, Поль-Антуан. Вспомни как ты всюду ходил за ним и всегда заикался, когда он с тобой здоровался.
– Ладно-ладно, - угрюмо пробурчал Поль-Антуан.
– Я зато не оставлял в его дверях записочек и не рвал из "Большого Физиолога" кое-каких картиночек. Потому что я сам себе такая картиночка.
– Ха-ха, - ледяным тоном сказала Констанца, непомерно высоко задирая свой правильный нормандский нос.
– Да от твоей картиночки и мышь не пискнет.