Первый поход
Шрифт:
— Даже, если сократить пока расчеты до четырех человек — всё равно мне полсотни людей понадобятся. Надо делать ядра, собирать картечные заряды… Эх, пороху опять кажется совсем немного! Сиятельный, дюжина пушек эти запасы за десяток залпов уничтожит.
— Надо делать свой порох, всё нас к этому ведёт, — кивнул Ли Чжонму. — Я уже узнавал: в Ниппоне торгуют самородной серой — можно купить. Уголь — его везде жгут. Остается, селитра. Вот ее нам потребуется делать самим. И дешевле, и порох тогда станет только нашим ресурсом.
И на следующий день генерал Ли полностью ушел в разработку
Кроме того, производством (если так можно выразиться) этого вещества занялась и вся армия в Дадзайфу. Отныне гадить и мочиться всем было приказано в специальные емкости. На скальной поверхности на ближайшей ровной площадке горы из камня и глины выложили большие гряды, которые сверху накрыли навесами. Вот туда и стали скидывать свои нечистоты несколько тысяч человек. Для этого наняли пару десятков бедняков из Хакаты. Поразительно, но именно из такой гадости и делается бесценная селитра. Правда, по словам старого генерала, в свежих нечистотах она будет вызревать от одного года до двух лет. Главное, не давать дождям смывать самое полезное.
Людское море бурлило в замке и вокруг него, даже Хаката шевелилась всё активнее: корабли торговцев ушли за товарами на север страны и в Мин, невзирая на опасный сезон; многие мастера получили большие заказы, начались строительные работы. Конечно, летом, на Цусиме работали просто огромные массы людей, зато сейчас происходили гораздо более радикальные перемены — Гванук их видел своими глазами.
Через несколько дней в Хакату пришли остальные корабли «ударной эскадры» (которых недавно встретили на берегу) — более пяти сотен моряков плотно заселили выделенный им южный райончик у пристани и стали приводить корабли в порядок. Здесь же Хван Сан вербовал ниппонцев в армию Ли Чжонму. В первый же день нанялось более сотни человек, затем поток резко оскудел, но не пересох. Новичков отводили в Дадзайфу, распределяли по полкам и сотням. Количество воинов в замке лишь немного не дотягивало до трех тысяч. Все были отлично вооружены, большинство — уже хорошо обучены. Хаката с созданием ополчения не спешила. Временный совет так и не организовал сборы по возрастам, но удалось собрать дружину из добровольцев — несколько сотен человек — и чосонские ин-струк-то-ры уже начали делать из них копейную пехоту.
По крайней мере, город не скупился на содержание: кузнецам был дан большой заказ на оружие и доспехи, что-то решили закупить в иных местах в готовом виде.
Надо сказать, что Договор, давший жителям Хакаты огромные вольности и привилегии, вдохнул в город жизнь. Все начали строить большие планы, расширять производства. У многих людей вдруг появились деньги, которых, вроде бы, и не должно было быть… Гванук даже представил каким это место могло быть стать через пару лет тихой жизни…
Но у них не имелось и пары дней.
На восьмой день после заключения Договора, к Дадзайфу подъехало несколько сотен конных самураев. Встали напротив ворот замка — грозно, но вежливо. Разумеется, такой отряд не решился бы нападать на трехтысячное войско, да и адъютант сам узнал камоны клана Мацуура. Судя по роскоши одеяний, доспехов и конской сбруи — приехал сам Хисасе.
…– Я проклинаю тот день, когда решил связаться с тобой! — рычал невысокий круглоголовый князь-дайме с выбритой макушкой и аккуратно уложенными длинными волосами, стянутыми в узелок на затылке. Он был одет в черно-красное одеяние с выступающими плечами, отчего казался совершенно квадратным. — Так подло меня обмануть! Ославить на весь Тиндэй!
— Тебе, почтенный даймё, стоит проклинать своё неумение строить козни, — старый генерал резко встал и упер кулаки в боки. — Будь ты со мной честен, не планируй подлого удара…
— Ты не смеешь меня обвинять в том, что не было содеяно!
— Так ты за это меня так ненавидишь? Что я не позволил тебе совершить подлость? Думаю, твой Будда осудил бы тебя за это. А благодаря мне твоя карма не стала еще чернее.
Мацуура запыхтел, багровея.
— Было бы что ненавидеть. Плевать мне на чосонского побирушку!
— Получается, ты для этого ехал сюда три дня, загоняя лошадей? Чтобы сообщить мне, как я тебе безразличен?
Костяшки руки, сомкнувшейся на красивой черной рукояти меча, побелели, но Хисасе Мацуура сдержался.
— Твои игры с письмами погубят тебя, чосонец. А вместе с тобой и меня! Подлый Юноба уже сообщил клану Оучи о твоих выходках. В Хидзен вот-вот выступит войско сильнейшего сюго на острове! Или уже выступило!
— Юноба — это глава другой ветви Мацуура? — уточнил Ли Чжонму.
— Верно. И поверь — он тоже не останется в стороне. Наверняка, и его люди уже собираются возле замка Хирадо.
— Много их?
— Побольше чем у тебя. А если соседние даймё откликнутся на призыв — он и пять тысяч соберет.
— Понятно. А сколько сил у Оучи?
— Не сосчитать! У него и у подвластных ему даймё двух провинций войск столько, что все они точно не потребуются для уничтожения такой армии, как у тебя… — Хисасе подумал и вздохнул. — Как у нас с тобой.
— Можно конкретнее? Сколько он, скорее всего, соберет против меня и тебя?
— Если не задерживаться, со своих владений в Будзене и Бунго Оучи могут собрать 12–15 тысяч самураев и асигару.
— Ясно. А сейчас, почтенный, я прошу тебя ответить предельно честно. Если ты отмежуешься от меня, бросишь меня — наши враги оставят тебя в покое?
— Морими Оучи, возможно, и оставил бы. Ему до меня дела нет. Но Юноба теперь не успокоится, пока не сожжет мой замок.
Ли Чжонму закатил глаза.
— Прости, почтенный… конечно, кто я такой, чтобы поучать тебя, но какого…! Чем ты думал, Хисасе?! Чем думал, находясь в окружении сильных врагов, когда ехал проклинать своего единственного возможного союзника?