Первый практикум. Напиток бессмертия.
Шрифт:
Саша бухнула учебники на заднюю парту и удалилась. Хлопнула дверь, Виктор остался в кабинете один. Вот и его вотчина. Средних размеров школьный кабинет с тремя рядами двухместных парт и стенами, выкрашенными в светло-зелёный цвет, какой бывает во всех Российских казённых домах. По задней стене класса выстроился ряд застеклённых шкафов с какими-то книжками, на шкафах – пара горшков с цветами. На стенах – портреты великих физиков, лица серьёзные, как у экзаменаторов. Довершали обстановку доска и чёрные рулонные шторы, плотно скрученные над окнами. Здесь была единственная, впрочем, не столь редкая, особенность – раковина у двери в лаборантскую и водопроводный кран. В общем, заурядный школьный класс.
Засунув руки в карманы, Виктор прошёлся по слегка скрипучему полу, покрытому кусками разномастного линолеума поверх рассохшегося советского паркета. Ощущение было непривычным. Впервые он оказался здесь в качестве хозяина. Обычно Виктор бывал в классах и аудиториях только в компании однокашников и преподавателей. Ну, в крайнем случае – бегом, чтобы забрать забытую книжку или взять мел.
Виктор в нерешительности застыл между первыми партами и учительским столом, совершенно не зная, с чего начать. Потом зачем-то подошёл к раковине, открыл кран. Вода побежала. Закрыв кран, Виктор вдумчиво посмотрел на водоворот вокруг сливного отверстия раковины и почесал подбородок. Дальше от нечего делать направился к столу, сел за него, сделал грозное лицо в сторону пустых парт. Представив себя древнеримским оратором, он встал и прошёлся вокруг стола, выразительно жестикулируя в полной тишине. Через минуту наткнулся глазами на собственное отражение в зеркале над раковиной и хрюкнул.
Виктор поднял со стола новенькую рабочую тетрадь. Она и правда оказалась обычным альбомом для рисования на пятьдесят листов с простой нелощёной серой обложкой. На каждой странице альбома была нарисована еле заметная извилистая пунктирная кривая, делящая страницу на произвольные части. Непонятно.
Взгляд Виктора упал на дверь лаборантской, и он решил первым делом спрятать там в каком-нибудь шкафу ту гору литературы, которую ему всучила Саша. Замок в двери был большим, медным, с завитушками – чистый антиквариат. Виктор долго гремел связкой, пытаясь подобрать ключ, пока наконец замок со щелчком не поддался. Богданов повернул ручку и толкнул дверь, но та не пошевелилась. Тогда он подёргал ключ и налёг плечом. Бесполезно.
Может, деревянная дверь разбухла от влажности? Ага, в солнечном августе… Виктор упёрся в дверь спиной и удвоил усилия. Дверь не шелохнулась. Учитель покрутил ключом в замке, прильнул глазом к щели между дверным полотном и коробкой и внимательно проследил, как в замок втянулся запирающий язычок. И тут Виктор заметил кое-что неожиданное.
Дверь была неумело заколочена небольшими гвоздями. Вокруг шляпок и рядом виднелись вмятины, будто молотком орудовал маньяк.
– Хм…
Виктор в недоумении остановился. Любопытство толкнуло его к действиям. Он спустился на первый этаж и спросил у Саши, просунув голову в приёмную:
– А тут есть кабинет технологии? Мне бы кусачки и плоскогубцы.
Саша не повела и бровью. Виктор подумал, что она бы спокойно, без единого вопроса проинструктировала его, где взять водородную бомбу, если бы он попросил.
– По лестнице, что от другого бокового входа, спуститесь в подвал. Там недалеко хозяйственная комната, на ней табличка, не ошибётесь. Там господин Лютэн, наш завхоз. Спросите у него.
Виктор поплёлся в другое крыло, для чего требовалось пройти через центральный вестибюль. Толкнув большую деревянную двухстворчатую дверь, Виктор попал в просторное помещение с четырьмя греческими колоннами, поддерживавшими потолок. Справа от него, напротив входа, была балюстрада и винтовая лестница, которая вела вниз. Над ней висела табличка, на которой было крупно написано красивым готическим шрифтом: «Оставь одежду всяк сюда входящий». Очевидно, в подвале
Вестибюль был белым. Белые стены, белые колонны, бело-серый каменный пол с ненавязчивым орнаментом. За окнами на ветру колыхались деревья. Проходя сквозь багряные витражи, мерцающие блики создавали головокружительный эффект переливающегося света всех оттенков охры, словно вестибюль был объят пламенем. С потолка свисала огромная круглая свечная люстра. Электрическая, разумеется. На стенах, к своему удивлению, Виктор заметил металлические конструкции, подозрительно похожие на кронштейны для факелов. Над ними на белых стенах остались пятна будто бы от копоти.
Виктор на секунду замешкался в дверях, оглядываясь по сторонам с приоткрытым ртом, и сделал пару шагов. «БЗДЫНЬ-ДЗЭНЬ-ДЗЫНЬ!» – разнеслось по вестибюлю. В гулкой тишине шаги рождали такое эхо, будто учитель шёл в полном боевом доспехе по каменному полу парадного зала. Лязг стоял такой, что Виктор споткнулся, присел, замер и начал оглядываться по сторонам. Он ошарашенно посмотрел на пол, породивший такой грохочущий звук, поднял ногу и внимательно осмотрел подошвы своих кроссовок. Камней и железяк в них не было. Эхо затихло.
Виктор подозрительно исподлобья осмотрел вестибюль – ничего необычного. Сделал шаг: «ДЗЫНЬ-ЗЫНЬ-ЗЫНЬ», –грянуло снова. Виктор с перепугу подскочил на месте и припустил зайцем к противоположной двери. «БЗЫНЬ-ДЗЭНЬ-ЗВЯК-БРЯК!..» – обрушилось на него и ещё долго отскакивало от стен вестибюля даже после того, как он выскочил в коридор. За захлопнутой дверью звук всё ещё продолжал бесноваться, как пёс, которого закрыли в комнате оторвав от кого-то недокусанного.
Виктор, заполошно оглядываясь, поспешил от двери подальше, размышляя, что могло способствовать такому удивительному эффекту. Он знал, что есть пещеры, где даже негромкий шёпот слышен на большом расстоянии, а в оперных и театральных залах подобного эффекта добиваются сознательно. Но Виктора отчего-то не покидало зудящее ощущение неправильности.
Встряхнувшись, он попытался оттолкнуть от себя эти тревожащие мысли и малодушно решил потом вернуться на третий этаж по другой лестнице, минуя вестибюль. К слову, коридор, где он проходил, был отдан на растерзание младшим классам: на стенах красовались нарисованные мультяшки, как в поликлиниках, ручки на двери висели ниже, в безлюдных классах стояли маленькие парты и крохотные стульчики, занавесочки на окошечках в рюшечках и цветочках. Тфу! Это место будто избили розами.
Несмотря на всё это конфетно-розовое мракобесие, весь пол был умиротворяюще испещрён чёрными чирками от обувных подошв. Одно стекло в окне держалось несколькими слоями клейкой ленты, на двери в один из классов виднелась отчётливая вмятина аккурат в форме ученической головы. Огнетушитель был подвешен на высоте двух метров, под ним – следы от вырванных из стены с мясом креплений. Этакая ясельная группа для хищных с рождения велоцирапторов.
Лестница в подвал выглядела мрачновато. Густая растительность застилала окно так плотно, что даже ярким августовским утром там было темно. Виктор предпочёл вцепиться в перила. Идти он старался медленно, прощупывая ступеньки носками кроссовок, справедливо опасаясь, что если оступится, то до конца лестницы догремит уже в разобранном виде. Крашенный деревянный дрын, прикрученный к металлическим перилам, норовил выскользнуть из-под руки. Проникнувшись глухой тишиной, Виктор крался, как заправский медвежатник. Достигнув пролёта, он в темноте ощупью нашёл перила второго пролёта лестницы. Там дрына почему-то не было, пальцы холодил голый металл. Это Виктора в общем-то обрадовало – легче хвататься.