Первый практикум. Напиток бессмертия
Шрифт:
– Это вряд ли… – послышался шёпот с задних парт.
Передние ряды выжидательно посмотрели на Виктора.
– А мы всё же постараемся, – настоял Виктор.
Собравшись с духом, он вызвал в памяти речь, которую репетировал перед зеркалом. Мама посоветовала заинтересовать и поразить класс с самого начала.
– Сегодня вводный урок, так что для начала поговорим о планах. Физика – это прекрасная наука! Ещё древние греки считали её царицей учений и не отделяли от другой науки, философии, которая призвана отвечать на вопросы о смысле бытия, о вечном и прекрасном. Для древних
Виктор ораторствовал пространно и самозабвенно, стараясь не обращать внимания на то, что его речь интересует учеников всё меньше и меньше. Сон, леность и разброд медленно, но уверенно овладевали классом, как прилив: через пять минут после начала речи на камчатке уже резались в морской бой, через десять – средние парты стали приглушённо переговариваться, листать дневники и рисовать сердечки на полях, через пятнадцать – со второй парты донесся деликатный храп рыжего парнишки, уснувшего, расплывшись щекой на кулаке. Виктору пришлось слегка повысить голос, чтобы перекрыть посторонний шум.
Только одни глаза за чёрной оправой крупных очков смотрели на него холодно и сосредоточенно. Огненно-рыжая девушка с толстой косой буравила его изумрудным взглядом слегка исподлобья и не думала отвлекаться.
– Обратите внимание, на ваших учебниках написано "11 класс", а это значит, что вы ступили на финишную прямую вашего обучения, и в этом учебном году вам предстоит тяжёлое испытание – единый государственный экзамен и поступление в высшее учебное заведение. Среди вас есть те, кто решил связать свою будущую карьеру с техникой и наукой и собирается поступать на факультет, где требуется экзамен по физике?
Виктор ничуть не удивился, когда девушка с первой парты невысоко подняла руку.
– Как тебя зовут? – с энтузиазмом спросил он.
– Светлова Ольга, – ответила она.
– И на что замахнулась?
– МГУ, – мрачно проговорила Ольга.
«Эта пролезет», – почему-то подумал Виктор. Тем временем, энтропия в классе нарастала. Ученики уже веселились, не таясь.
– Так, – обиделся Виктор.
Хвалебная песнь его предмету никого не увлекала, а на её сочинение ушло целых три вечера!
– В этом году курс физики включает в себя динамику, атомную физику, физику атомного ядра…
– Повторяетесь, профессор, – нагло выкрикнул с последней парты амбал.
Виктор не обратил внимания.
– Квантовую физику, оптику, электромагнитные колебания…
– Колебания, – заржал амбал.
– Электромагниииитные, – провыл его сосед по парте, вся троица загоготала.
Кто-то отпустил тихий смешок. Передние парты мгновенно сбросили дремоту и снова уставились на Виктора.
– Со сдвигом по фазе, – распалялся амбал.
Смех в классе нарастал. Ребята переглядывались и шумели всё увереннее.
– Хватит! – Виктор хотел рявкнуть, но неожиданно дал петуха, испортив всю картину.
– При активном сопротивлении! – второй товарищ амбала хлопал ладонью по парте.
– А эбонитовая палочка будет? – хохотал кто-то.
Всё вышло из-под контроля. Выкрики полетели один за другим, класс превратился в толпу. По кабинету полетели скомканные бумажки, хохот перерос в рёв, хлопали тетрадки и книжки, ученики повскакивали со своих мест. Ольга в одиночестве сидела на первой парте, сложив руки на груди и опустив глаза. Виктор прирос к месту с выпученными глазами, изредка вскрикивая: "Хватит, прекратите", – но его никто не слышал.
Внезапно дверь распахнулась и грохнула о стену. В проёме молча стоял Харитон Корнеевич. Очевидно, гвалт был прекрасно слышен в учительской через стену. Буйство мгновенно остановилось. Ученики спешно возвращали стулья на места и втискивались за парты. По классу пронёсся шум закрываемых учебников и открываемых тетрадей. Заводила с камчатки сел медленно и с явной неохотой, в упор глядя на физкультурника. Шум стих.
– Вы! – прогремел Харитон Корнеевич. – Что вы себе позволяете? Ваше поведение позорит не только вас, но и нас, ваших наставников! Не этому мы вас учили! Вы не просидели спокойно и одного урока! Как в зверинце! А ты, Кривов?! Затейник! Дважды на второй год не оставляют. Захотел прохлопать ещё один год и со справкой выйти? Тебе придётся учиться, чтобы тебя хотя бы допустили к экзаменам! Вы все, я ждал от вас большего!
В тишине прозвенел звонок, ученики спешно побросали принадлежности и книги в рюкзаки и поспешили ретироваться. Физкультурник посторонился. Последними вышли так и не поднявшая глаз Ольга и амбал Кривов. Харитон Корнеевич прожёг его спину взглядом, перевёл взгляд на Виктора, горько хмыкнул и ушёл, закрыв дверь.
Вечером того же дня Виктор плакал в суп. Он сидел в старенькой тесной кухне за столом, накрытым практичной скатертью. Его мать, Мария Ивановна, моложавая женщина в голубом домашнем платье и пушистых тапочках, сидела напротив, подперев щёку, и смотрела на сына со смесью усталости и сочувствия.
– Они бумажки швыряли через весь класс! Никакого уважения! Они меня вообще ни во что не ставили! – сокрушался Виктор, некрасиво размазывая слёзы кулаком с зажатым в нём куском хлеба. – И всё этот Кривов!
– Какой Кривов?
– Второгодник! Ему восемнадцать! Я ему едва до плеча достаю! Не удивлюсь, если он по вечерам кирпичи об голову крошит. Не факт, что об свою! – стонал Виктор.
– И что он натворил? – тихо спросила Мария Ивановна.
– Он сорвал урок! Ржал над эбонитовыми палочками! Половина класса ему поддакивала!
– И что ж ты его не приструнил?
– Да как его приструнишь?! Он одного физрука только и боится, – буркнул Виктор.
– А ты его запугать или научить хочешь? – удивилась Мария Ивановна. – Ты сам-то что же, от страха на уроках молчал?
– Ну так я и не был второгодником! – возмутился Виктор.
– Ну так и он не будет, если ты его чему-нибудь научишь.
– Добрая ты, мама! – упрекнул её Виктор. – А этот Кривов, я считаю, неуправляемый. Его для опытов надо сдать в поликлинику!