Первый раз
Шрифт:
– Тетя Аня? – О-па, а в голосе Вики не осталось и следа ненависти и презрения, только искреннее удивление! – А вы разве не уехали еще?
– Викочка! Славочка! – придурочно заблеяла овца, замерев на месте. – Господи, как я рада вас видеть! Я так соскучилась по моей девочке, я так переживала за моего мальчика!
– Э-э-э? – Похоже, вирус овцеподобности поразил и Славку. Издав сей гениальный звук, он сглотнул и ошарашенно уставился на меня.
А я даже подмигнуть им не могла! Ну ничего, пробьемся. Главное, ребята на меня не вызверились, а уж остальное
– Как же я могла уехать, ведь все мои документы сгорели! Потому я и вынуждена торчать здесь, действуя всем на нервы. Если бы вы знали, как мне трудно, как невыносимо одиноко! – Я выдернула из кармана платок, уткнулась в него лицом и зарыдала.
– Я же просил вас, Анна, быть сдержаннее, – недовольно заскрипел Голубовский. – Да, прошло достаточно времени, чтобы все мы более-менее успокоились, но не надо бередить раны и устраивать истерики!
– О-о-о, простите меня! – Надеюсь, получилось достаточно противно? – Но я так соскучилась по Викулику и Владюсику!
Ну, хоть теперь ребята что-то сообразят?! Я частенько поддразнивала их, именуя сюсюкающими прозвищами, а эти два особенно выводили Вику и Славу из себя.
– Слава, постой здесь, я сейчас, – Вика подошла ко мне, обняла и, прижавшись ко мне всем телом, быстро прошептала мне на ухо: «Помогите, пожалуйста, помогите!» А затем громко воскликнула: – Ну что вы, тетя Аня, не плачьте! Это вы нас должны простить за недавнюю безобразную сцену. Мы тоже по вам очень соскучились и хотели бы пообщаться.
– Так пойдемте ко мне! – все так же, не отрывая платка от лица (а как иначе, ведь глаза-то у меня вовсе не заплаканные и нос не распух), прогундела я.
– Пойдемте! – с энтузиазмом подхватил мое предложение Славка.
– Нет! – Острие отцовского голоса проткнуло мое предложение, удобно устроившееся на Славкиных руках, и оно лопнуло, словно мыльный пузырь.
– Но почему, Андрюша? – с трудом выдавила я сквозь сдерживаемые рыдания. – Ты же утром разрешил мне общаться с детьми…
– Вам – разрешил, им – запрещаю. Они не заслужили!
– И с какой стати мы должны что-то заслуживать? – повернулась к отцу Вика, все еще не отпуская мои плечи. – А тем более общение с маминой близкой подругой? Нам есть о ком поговорить. Тебе этого не понять, конечно, – ты ведь быстро утешился. Если вообще переживал, конечно.
– Ну все, с меня хватит! – У нежного папули задергалась щека. – Вы опять за свое!
Он подскочил к нам, схватил дочь за руку и буквально поволок ее к замку.
– Отпусти ее, гад! – заорал Славка и кинулся следом.
Но его ловко перехватил фон Клотц, сжав плечо мальчишки с такой силой, что бедняга вскрикнул от боли.
– Не надо так, Слава, – холодно процедил немец. – Ты не уметь вести себя с фатер, ты плохо влиять на Викхен. Ты будешь жить в свой комната, как и раньше. Извинять нас, Анна, – кивнул он мне, – я же говорить – семейный проблема. Идти в замок, Слава, быстро! И не беспокоить Анна, пока не набрать ум.
– Но ты же обещал! – Славкины губы побелели от еле сдерживаемого гнева. –
– Мы не договориться, – брезгливо усмехнулся фон Клотц и потащил мальчишку следом за сестрой.
– Я ненавижу тебя, крыса белобрысая! – заорал тот, вырываясь. – У тебя ничего не получится! Тетя Аня, помогите!
Господи, как же трудно сдерживаться! Как трудно оставаться испуганной овцой, когда мне хочется наброситься на этих мерзавцев и рвать когтями в клочья! Но нельзя, никак нельзя. Я все равно ничего этим не добьюсь, только испорчу все дело.
Еще минут тридцать я бродила по парку, стараясь успокоиться и сосредоточиться. Чтобы можно было вернуться в замок и продолжить играть свою роль. И не сорваться.
Отзвуки бушевавшего наверху скандала пугливо шарахались по всем углам замка, стремясь покинуть его эпицентр как можно скорее. Они с энтузиазмом рванулись в распахнутую мной входную дверь, чтобы спокойно затеряться на просторе.
Стараясь занимать в пространстве как можно меньше места, ссутулившись и сжавшись в комок, я пугливой Чуа проскользнула по стеночке к себе.
Раскрасневшийся, взъерошенный Голубовский, запиравший снаружи дверь комнаты дочери, не обратил на меня никакого внимания. Переходя порой на фальцет от избытка чувств, он популярно объяснял бушевавшему в соседней комнате сыну перспективы его, Славкиного, дальнейшего существования. Перспективы, если честно, выглядели довольно-таки убого. Я бы даже сказала – тошнотворно. Да, родительский инстинкт у милейшего Анжа явно находится на рудиментарной стадии…
А Славка в ответ на пламенную речь отца громил свою камеру, напоминая мне героиню «Кавказской пленницы». Сразу представился унылый фон Клотц в роли товарища Саахова: «До сервиза добралась…».
Но хозяина замка как раз слышно-то и не было. Крыска юркнула в свою нору и отсиживалась там, предоставив Андрею самостоятельно разбираться со своими детьми.
А папенька тем временем выдохся окончательно и, вяло облаяв детей напоследок, убрался наконец восвояси. От души пожелав ему совершить харакири в этих своих «восвоясях», я осторожно выглянула в коридор. Никого. Очень хорошо. Подбежав к столу, я написала две короткие ободряющие записки, надеясь хоть немного поддержать этим Вику и Славу. Пусть ребята знают, что они не одни, что у них есть союзница.
Еще раз удостоверившись, что в коридоре никого нет, я, стараясь ступать бесшумно, подошла сначала к Викиной комнате, подсунула под дверь записку и тихонько постучала. Затем проделала все то же самое у двери Славкиной комнаты.
Записки молниеносно втянули внутрь. Эх, кто бы меня так втянул в мою комнату! А то пришлось мне опять разыгрывать индейского следопыта, двигаясь очень осторожно.
Вернувшись, я устало рухнула на кровать. Мое еще не совсем окрепшее после ранений тело возмущенно бухтело, подсчитывая нанесенный ему урон. Руки и ноги подрагивали в такт его бурчанию, шрам на голове вообразил себя диджеем и лихорадочно запульсировал. Ладно, ладно, уговорили, надо отдохнуть.