Первый среди крайних
Шрифт:
При словах «пора идти» Прух поспешил принять горизонталь. Арика округлила большие глаза, сжала губы, словом, сделала физиономию «попробуйте поднять – всех покрошу».
– Сидим пять минут и уходим, – предложил компромисс Верест.
– Хорошо, – согласился Толмак, бросил рюкзак под голову и скрестил руки.
– А нельзя объяснить, куда мы идем? – поинтересовалась Арика.
Возникла интересная пауза. Толмак злорадно хмыкнул.
– Хороший вопрос, деточка. Лично я не знаю. Судя по направлению, в Залесье. Спроси у других.
– А я знаю? – возмутился Прух. – Лексус обещал мне должность управляющего поместьем, вот я и пошел. А куда, зачем, успеем ли до зимы – сами Лексуса пытайте.
Все посмотрели
– Не управляющего, а конюшего, – огрызнулся Верест.
– Но главного? – уточнил Прух.
– Наиглавнейшего. А будешь перевирать, пойдешь конюхом… – Верест и не заметил, как закипел. – А ты, Арика, просилась с нами? Вот и напросилась. Так что молчи, не то пойдешь обратно. А ты, Толмак, можешь сколько угодно твердить, что каждый охотник желает знать… – он в гневе не нашелся, как продолжить, и красноречиво скрипнул зубами.
– Расстроился, бедный, – прокомментировал Прух, широко зевая. Остальные согласно закивали, давая понять, что на тоталитарный режим они не подписывались.
Верест скатал в рулон карту и принялся запихивать ее в рюкзак.
И вдруг он почувствовал затылком колючий взгляд. Словно шилом провели пониже темечка, укололи и опять провели с нажимом – и щекотно, и больновато…
Он застыл. Это был недобрый взгляд. Доброжелатель, даже злой и раздраженный, не будет так смотреть: тяжело, по вражьи, вгоняя страх под корку черепа.
Он не мог обознаться. Предчувствие, оно и в Орханте предчувствие. Опустив свиток в рюкзак, он затянул узел. После чего медленно обернулся.
Жжение пропало. Всё было как обычно. Прух активно зевал, уродуя гримасами мордашку. Толмак елозил головой по рюкзаку, ища комфортную точку контакта. Лицо у него оставалось сосредоточенным и серьезным. Арика скорбяще смотрела в потолок. В серой шапчонке, натянутой на уши, она опять казалась никчемным мышонком.
– Что-то не так? – Толмак перестал елозить и, нахмурившись, уставился на Вереста.
Нет, ему не могло показаться. Взгляд был испепеляющ и полон злобы. Затылок остывал чертовски медленно, рывками отходя от «иглоукалывания». Страх опустился в желудок и принялся там бродить по спирали. За исключением этой троицы, никого в пещере не было. Камни снаружи не скрипели, лопухи не тряслись. Злые помыслы таились в этом низком склепе – под толщей горных пород, исходя от кого-то из отдыхающих. Только этого не хватало…
– Послышалось, – он соорудил кривую ухмылку. – Ветер свищет, точно крылья хлопают.
Предчувствие зреющей измены переходило в уверенность. Толмак? Он ничего о нем не знает. Охотника сосватал резидент в Монге – как достойного собрата по грядущим несчастьям. Едва ли резидент – предатель. Агентура Гибиуса проверена и отфильтрована на сто рядов. Но Гибиус может не знать о Толмаке – местных доверенных лиц резидент подбирает сам. Если материк утыкан агентами Нечисти, как пень опятами, то им может оказаться даже положительный персонаж. Арика? Чертова девка. Навязалась на голову. Меняет имидж, как перчатки. Откуда ему знать, случайно ли девчонка с отцом оказались на «Святом Варзарии»? А коротышка Прух? Абсолютно свой в доску парень, хитрозадый, но простой, как мычание. Идеальная кандидатура в агенты.
Бред собачий. Не может Прух замышлять каверзу, он благороден и предан, не смотри, что кошмарнее помеси гремлина с Винни-Пухом.
Бесконечное путешествие с элементами ужасов превращалось в черепаший бег. Черноклювы над лесом не парили, видимо, команде удалось сбить их с толку. Через пару криллов ущелье сгладилось в долину с пологими склонами. Идти по долине не имело смысла – так они никогда не выйдут на дорогу. К тому же впереди показалась группа неведомых животных. Мясистые тушки прыгали с куста на куст, испуская далеко идущие гортанные вопли. Не то обедали, не то совокуплялись.
– Привидений не боимся, – заранее успокоил Толмак. – Эти ребята насквозь урбанутые, обитают в городских развалинах. Лесистая местность характерна материальными экземплярами.
Обливаться потом пришлось не раз – «экземпляры» выплывали один за другим, и боролись с ними по мере поступления. Гигантский паук-кругопряд размером с кошку плел мелкоячеистую паутину. Шевелились околоротовые конечности-клешни; из паутинных бородавок на конце брюшка струилась белая нить. Человек бы этот бредень не прошел, а рубить тесаком, рассчитывая, что паук не расстроится – неосмотрительно.
– Мама милая, – взмолился Прух. – Пауки – это тоже выше моего понимания…
Пришлось обходить – под надзором настороженного красного глаза они спустились в ложбинку, заросшую пристойной с виду смородиной. Правда, листья у нее были какие-то пиловидные. И ягоды жалились! Алая гроздь коснулась щеки низкорослого Пруха. Успей он отправить ее в рот, эффект был бы потрясающим. Завизжав от боли, коротышка принялся чесать щеку, которая моментально приняла цвет ягоды.
– Не помрешь, подумаешь, язык распух, – проворчал Толмак, вооружаясь очередным флаконом из «походной аптечки». Капля махом впиталась, окрасив щеку в серое, а остального Пруха – в зеленое.
– Ну ты и комик, – прокомментировал Толмак.
– Пугало огородное, – пробормотал Верест.
– У нас в саду такое же стояло, – нервно пискнула Арика. – Потом его, правда, вороны склевали с голодухи.
Один Прух ничего не сказал, поскольку не мог – лекарство не только убивало заразу, но и служило анестезией, замораживающей лицо вместе с орущей глоткой.
Зато он вдоволь наиздевался, когда Арика с воплем ухнула в чью-то нору, не успев, благодаря ловкости спутников, стать обедом ее обитателей, и зубоскалил до тех пор, пока гигантский чешуйчатокрылый вампир не вонзился ему в воротник. Если и существуют во вселенной исчадия ада, то это они и есть. Возможно, твари спали на ветвях, чем и положено заниматься днем порядочным вампирам. Но запах свежей крови пробудил их и лишил рассудка. Они спикировали дружным гуртом – все втроем, причем двое промазали, возмущенно затрепыхались, пригвожденные к земле стрелами, а третий принялся терзать Пруха, который не въехал в суть проблемы и заорал благим матом. Пришлось отрывать рукокрылого руками. Тварь извивалась и норовила укусить. Поблизости произрастала мощная сосна – недолго думая, Верест врезал по стволу щелкающей зубами пастью. А потом Прух топтался по ней, вдавливая в землю и витиевато выражаясь. Существа оказались вылитыми демонами. Светящийся скелет, обтянутый тонкой прозрачной кожей. Физиономии безобразные – отчасти мышиные, с широкими острыми ушами, отчасти человеческие – только челюсти выдвинуты вперед и снабжены шеренгами «самозатачивающихся» резцов. Пригвожденные к земле, эти красноглазые крыланы еще долго махали крыльями. Разинутые рты издавали тонкий пронзительный визг. Запасы стрел были не бесконечны. Пришлось выдергивать их из агонизирующих уродцев и по примеру Пруха давить тельца каблуками. Но даже с перебитыми позвоночниками и растоптанными органами эти твари продолжали орать, вытягивая худосочные шейки.