Первый удар
Шрифт:
Ну и что?
У всех свои маленькие недостатки.
Придя к такому выводу, я успокоилась, перестала точить на эрхаса зуб и больше не напрягала его ответственные нервы своим непристойным поведением. Так, разок встрепенулась, когда упорно следующий за нами Ур подал голос, но тут же вернулась обратно в седло: обычное Гнездо всякой мелочи. Даже отвлекаться не стоило.
— Что, Фантом? Опять твое брюхо беспокоится? — не преминул подколоть меня Тико (с эрхасом, как я поняла, он уже лет десять вместе держался). — Пора подыскивать очередные кусты?
— Тьфу на тебя, —
— А мне не надо. У меня кишки из стали.
— Ага. Конечно. И гадишь ты одними булыжниками.
В отряде снова послышались смешки.
— Фантом, на тумак напрашиваешься, — словно невзначай заметил сосед Тико по имени Лван.
— Я?! Да это ж он начал!
— А ты продолжил, — резонно возразил Ниш. — А в таких делах знаешь, кто виноватый?
— Да уж знаю, — проворчала я, покосившись на небо. — Чаще всего, самый молодой и глупый.
— Точно.
Я фыркнула и сказала свое коронное:
— Не дождетесь, — а потом подумала и добавила: — Хотя насчет молодости ты, пожалуй, прав.
Где-то немного после полудня нам пришлось отклониться от намеченного пути, потому что неуловимый и вездесущий Ур неожиданно сообщил, что впереди большое ущелье. Которое нам, не имея крыльев, никоим образом не одолеть. Узнав об этом, я здорово огорчилась: а сверху оно казалось совсем маленьким. Но тут уж ничего не попишешь — летели мы с Лином быстро, на ходу подумали, что обойдемся веревками, однако все же ошиблись. И теперь придется его огибать, благо что умница-кот отыскал для нас другую подходящую тропку.
Когда об ущелье узнал Дагон, меня смерили пристальным командирским взором и довольно долго молчали. По всему получалось, что и сегодня людям идти до самой ночи без привала. Я виновато развела руками, оправдываясь тем, что не идеальна, и мы со вздохом свернули, карабкаясь по соседним скалам, как заправские пауки.
Где-то к обеду я поняла, что мы движемся по каким-то смутно знакомым местам. Что-то было такое в очертаниях скал, в разбросанных тут и там валунах, в недавно потревоженной гальке. А потом из какой-то щели вдруг пахнуло трупной вонью, окатившей нас при внезапном порыве ветра, как из помойного ведра, и мы дружно сморщились.
— Фу!
— Фантом, я надеюсь, это не твоя работа? — зажимая нос, закашлялся Тико.
— Нет, идиот! — мгновенно ощетинилась я. Блин, достал уже! — Еще одно слово, и я швырну тебя в эту дыру, чтобы убедился!
— Шеттова дюжина… да что за дерьмо?! Кто-нибудь скажет, откуда это несет?!
— Мертвечина, похоже, — без тени брезгливости потянул благородным носом эрхас.
— Твари, — спокойно поправил его Родан. — Но только мертвые.
— Гай…
Я быстро обернулась и наткнулась на очень странный взгляд Аса: скарон так внимательно оглядывался и так пристально изучал близлежащие скалы, которые, на мой взгляд, везде были примерно одинаковыми, что у меня забрезжило одно смутное подозрение. А когда мы подобрались к расщелине ближе, и я увидела торчащий оттуда острый коготь, то аж вздрогнула: это было место нашего совместного ночного «отдыха» с Хранителями.
Вот оно-то и воняло.
Блин.
Надо было завалить его камнем.
— О-па, — ошарашено остановился едущий впереди Хас, заметив вопиющую улику. — Рода-а-ан… тебе не кажется, что тут сдох кахгар?
Родан невольно вздрогнул и почти бегом кинулся к расщелине. Следом за ним ринулись и все остальные. Последним подошел крайне озадаченный эрхас, но внутрь не полез — остался у входа, явно подозревая подвох. Потому что кахгары сами по себе не мрут ни с того ни с сего. И потому, что нет никакой гарантии, что в логове… а это было именно логово… не осталось другой Твари. Покрупнее и побольше.
Мы с Асом многозначительно переглянулись и, не сговариваясь, с независимым видом принялись изучать ближайшие склоны, позволив всем желающим ковыряться в узком лазе, из которого торчала неестественно вывернутая лапа.
То, что Тварь мертва, должно быть понятно уже по запаху: живые они не воняют так жутко. Только мертвые. И только до тех пор, пока их не коснется утреннее солнце. Потом — один лишь пепел и ощущение едкой горечи на губах; ни запаха, ни тлена, ни разлагающейся плоти. Как тот недобитый кахгар, которого ребята Фаэса приволокли своему эрдалу прямо под окна и который самостоятельно потом очистил этот мир от своего присутствия. Но если своевременно не вытащить Тварь на солнышко, то всегда начиналось ВОТ ЭТО: жутчайшая вонища, приторный запашок отменной гнили, витающий повсюду аромат смерти и пропитывающая одежду вонь, от которой было весьма нелегко избавиться.
Кстати, Дагон зря переживал: там, где сдохла одна Тварь, вторая еще очень долго не поселится. Так что не было там никого живого. Точно не было — мы проверили.
— Как нехорошо, — тихо вздохнула я, когда обрадовавшиеся находке рейзеры, наплевав на запах, слаженно ринулись внутрь. И надо думать, что ринулись: знали одну простую истину, которую, может, позабыл молодой эрхас. Знали, что там только труп. И знали, что никакой опасности нет. А коготь кахгара идет в Гильдии на вес золота. За такой добычей гонялись бы с вытаращенными глазами, если бы она не кусалась так больно. А тут — вона, целая куча бесценного добра валяется. Только зубы вышибай и когти торопливо припрятывай в мешочек, чтобы на солнце не испортились. Маги потом их обработают, специальное заклятие наложат, чтобы не стухли при свете дня. И тогда носи себе коготок хоть до смерти — ничего ему уже не сделается, а второй, разумеется, продавай со спокойной совестью. Миллионером станешь.
Неудивительно, что ребята так воодушевились.
Зараза. Все-таки надо было камнем завалить. Или из норы их вытащить. Но как такую тушу на себе поволочешь? Когда она еще и смердеть начинает с каждым мгновением все сильнее? Даже у котов перехватывало дыхание, когда мы уходили отсюда ночью. А уж потом, когда все отмылись и отчистились, вообще никому не захотелось снова лезть в эту помойку. Наивно подумали, что никто не узнает.
Ага. Ща-а-з.
При виде наших смурных взглядов Бер и Ван выразительно хмыкнули.