Первый всадник
Шрифт:
До самой улицы они молчали. Наконец Энни не выдержала:
— Неужели так можно?! Как это понимать?
— Так и понимать, — ответил Фрэнк. Над головой неслись серые облака, река отражала их почти ртутным блеском. — Он занимается этим делом и не желает, чтобы мы вмешивались.
— Тогда это хорошо, да?
— Меня не слишком обнадеживает, — развел руками Фрэнк.
— Почему? Это же ФБР! Это их работа!
— Ричард Джуэлл вряд ли с этим бы согласился.
— Кто это? — нахмурилась Энни.
— Охранник из Атланты. Помнишь Олимпийские игры?
— Да, конечно, но...
— Они
— Но...
— Думаешь, они бы нашли «Унабомбера» [15] , если бы брат его не выдал?
На тротуар упала крупная капля. Вторая. Третья.
— Я думала, что мистер Глисон хотя бы должен знать, что мы выяснили.
— Умоляю, не называй его мистером.
— Как же мне его называть?
15
Теодор Качински, с 1976 по 1995 г. с помощью взрывчатки уничтожал ведущих ученых США. В 1995 г. правительство согласилось на требование «Унабомбера» опубликовать статью-манифест о том, что власть во всем мире постепенно переходит к машинам. Манифест вызвал практически полную поддержку общественности. Брат Теодора, Дэвид, позвонил в ФБР и сообщил, что по стилю и изложенным в ней идеям статья напоминает его брата Теодора. Теодор Качински отбывает пожизненное заключение.
Фрэнк склонил голову набок, подумал и покачал головой:
— У меня про это лучше не спрашивать.
— Понимаю, — улыбнулась Энни.
Глава 24
Пойти к Стерну придумала Энни. Он был выпускником факультета теологии, писал докторскую про новые религии. Они несколько раз встречались («Ничего особенного, выпили кофе, сходили в кино»), но перестали общаться уже пару лет назад. На прошлой неделе Энни столкнулась с ним в кафе торгового центра на Коннектикут-авеню. Он все еще работал над диссертацией и время от времени публиковал «Отсчет Армагеддона» — газету про культы, промывание мозгов и грядущее тысячелетие. «Я специалист по ненормальным», — пошутил он. Энни тоже захотелось пошутить, но подошла ее очередь, и она не знала, что заказать, капуччино или латте с... А потом он ушел.
— Он наверняка много знает про «Храм Света», — заключила Энни. — Это его специальность.
Фрэнк кивнул.
Согласно телефонной книге, Стерн жил довольно далеко, на Резерв-роуд. Энни позвонила, и Стерн пригласил ее к себе.
— Можно я приду не одна? Мы с другом вместе работаем над темой...
Стерн не возражал. Он оказался радушным хозяином, угостил их чаем и охотно утолил любопытство Дейли насчет книг, которыми была набита его квартира. Книги большими и маленькими стопками громоздились на любой горизонтальной поверхности: на полу, столах, подоконниках, батареях — не было их только на полках.
Стерн оказался старше, чем ожидал Фрэнк, — лет тридцати. У него были водянистые голубые глаза и лысоватая голова, волосы на которой выглядели то ли слишком давно не стриженными, то ли недостаточно отросшими.
Фрэнк и Энни примостились с чаем на краешке ярко-зеленого потертого дивана.
— Бен умница, — сказала Энни. — У него потрясающая докторская.
— Да, потрясающая, — рассмеялся Стерн. — Уже шестьсот листов накатал, а конца-краю все не видно.
— Понимаю, — сочувственно кивнул Фрэнк. — Сижу над одной статьей уже несколько месяцев.
— Беда в том, что чем больше узнаешь, тем сложнее все оказывается. Парадокс Зенона, только не в математике, а в жизни.
— Энни сказала, что ты пишешь про культы.
— Вроде того. Культы, секты, ереси, новые религии — названия зависят от точки зрения.
— И про что диссертация?
— Про то, что, чем больше все меняется, тем меньше оно меняется.
— Понятно. Стерн улыбнулся:
— Сравнительный анализ таборитов и «Объединенного человечества».
— Никогда не слышал, — покачал головой Фрэнк. Стерн заерзал на месте, как будто его застукали с журналом про НЛО.
— Как яблоки с апельсинами — отличаются вроде сильно, а на самом деле очень похожи. Табориты — религиозное движение в Чехии пятнадцатого века. Они объявили войну институту церкви и проповедовали своего рода активный милленаризм.
— Что это значит? — спросила Энни.
— Табориты считали, что могут своими поступками приблизить тысячелетнее царство Божие.
— Как именно? — поинтересовался Фрэнк.
— Избавляя мир от греха. Для этой цели они пользовались всем, что под руку подвернется, включая мечи, ножи, копья, арбалеты и катапульты. Надо радоваться, что у них не было ядерной бомбы.
— Они что, убивали людей? — не поверила Энни. Брови Стерна насмешливо взмыли вверх, но он промолчал и затянулся сигаретой.
— Они карали грешников. Они были рукой Господа. Выполняли свой религиозный долг — убивали всех, кто не принадлежал к их течению. Потому что именно так опознают грешников — не таких, как ты, надо убить и очистить землю.
— Господи! — не сдержался Фрэнк.
— Вот именно.
Скорчив серьезное лицо, Стерн склонился над чемоданом, исполнявшим роль кофейного столика, схватил Энни за запястье и злобным шепотом, с нелепым, якобы чешским акцентом прошептал:
— Да будет проклят тот, кто не обнажит свой меч на врагов Христа! Нет жалости сатане! Нет прощения злу! Так сказал Ян Жижка!
— Ух ты. — Энни отдернула руку и потерла запястье.
— А те, вторые? — спросил Фрэнк. Стерн, казалось, не сразу понял вопрос.
— А, «Объединенное человечество»... Они другие.
— Ты же сказал, что они похожи.
— Ну да. Только между ними пятьсот лет истории плюс психологические различия. Средневековая Прага и Санта-Моника времен Великой депрессии все-таки разные вещи.
— По-моему, не должно быть никакого сходства, — заявил Дейли.
— По-моему, тоже, — поддакнула Энни.
— "Объединенное человечество" возникло в начале тридцатых. Лидером у них был некий Артур Белл, создатель теории заговора — про «тайных правителей» и «международных банкиров».
— Ясно, — хмыкнул Фрэнк, — бедные евреи, нет им покоя.
Стерн рассмеялся:
— Да, тот еще антисемит. Как и табориты, он эксплуатировал царство Божие. Только ему утопия виделась изобилием кондиционеров.