Первый закон. Трилогия
Шрифт:
– Кто станет биться со мной? – вскричал великан, вытягивая шею с выступившими толстыми веревками жил. Его голос терзал слух.
Абсолютная тишина. Оповеститель, стоявший ближе всех к Ужасающему, опустился на колени, потерял сознание и повалился лицом вниз.
Фенрис взглянул на самого крупного из рыцарей, стоявших возле стола. Тот был на целую голову ниже его.
– Ты? – прошипел он.
Несчастный попятился, со скрежетом задевая закованной в доспехи ногой об пол. Без сомнения, он жалел, что не родился карликом.
На полу под локтем Фенриса разрасталась лужица темной крови.
– Ты? – рявкнул
Молодой человек посерел и задрожал, стуча зубами.
Напряженный взор мигающих глаз великана прошелся по пепельным лицам всех, кто сидел за высоким столом. Джезаль ощутил, как у него перехватило горло, когда взгляд Фенриса встретился с его взглядом:
– Ты?
– Вообще-то я не против, но сегодня вечером я ужасно занят. Может быть, лучше завтра?
Это совсем не его голос. Он определенно не собирался говорить ничего подобного. Но кто же мог такое сказать? Слова самоуверенно и беззаботно всплыли к позолоченному куполу у него над головой.
Раздались отдельные смешки, даже крик «браво!» откуда-то с задних рядов, но взгляд Фенриса не оторвался от Джезаля ни на мгновение. Великан подождал, пока звуки замрут; затем его рот искривился в отвратительной усмешке.
– Ну, значит, завтра, – прошептал он.
В животе у Джезаля внезапно что-то мучительно перевернулось. Серьезность ситуации навалилась на него тонной камней. Неужели именно он? Он будет драться?
– Нет.
Это произнес лорд-камергер. Он был по-прежнему бледен, но в его голосе зазвучала прежняя сила. Джезаль взял себя в руки и стал мужественно сдерживать бунт своего кишечника.
– Нет! – снова рявкнул Хофф. – Не будет никаких дуэлей! Нет никакого спора, который надо разрешать! Инглия – это часть Союза согласно древнему закону!
Ганзул Белый Глаз тихо рассмеялся.
– Древнему закону? Инглия – это часть Севера. Две сотни лет назад там жили северяне, и жили свободно. Вам понадобилось железо, поэтому вы переплыли море, перерезали всех и украли их землю! Или это и нужно называть самым древним из законов: сильный берет у слабого то, что хочет? – Его глаза сузились. – Такой закон у нас тоже есть!
Фенрис Ужасающий вырвал нож из своей ладони. На плиты пола упало несколько последних капель крови – и все, не осталось ни раны, ни малейшей отметины на татуированной плоти. Нож со стуком упал на плиты и остался лежать в луже крови у ног великана. Фенрис в последний раз обвел собрание безумным взглядом, повернулся и зашагал через зал и вверх по проходу. Лорды и делегаты при его приближении отползали подальше.
Ганзул Белый Глаз низко поклонился.
– Возможно, придет время, и вы пожалеете о том, что не приняли наше предложение. Или наш подарок. Вы еще услышите о нас, – спокойно сказал он и поднял вверх три пальца, показывая их лорд-камергеру. – Когда настанет срок, мы пошлем вам три знака.
– Посылайте хоть триста, если вам угодно, – гаркнул Хофф, – но ваш балаган закончен!
Ганзул Белый Глаз кивнул, благожелательно улыбаясь.
– Вы еще услышите о нас, – повторил он.
Он повернулся и пошел вслед за Фенрисом Ужасающим к выходу из Круга лордов. Огромные двери со стуком захлопнулись. Перо ближайшего к Джезалю писца слабо царапало по бумаге: «Вы еще услышите о нас».
Федор дан Мид повернулся к лорд-камергеру. Он стиснул зубы, его красивые черты исказились
– Это и есть ваши хорошие новости, которые я должен передать отцу? – завопил он.
Открытый совет взорвался – крики, рев, оскорбления. Полный хаос.
Хофф вскочил на ноги, опрокинув стул. Он говорил какие-то гневные слова, но даже его голос потонул в общем шуме. Разъяренный Мид повернулся к нему спиной и ринулся к выходу. Другие делегаты с инглийской стороны зала угрюмо поднялись с мест и пошли за сыном своего лорд-губернатора. Хофф смотрел им вслед, пепельно-серый от гнева, и беззвучно шевелил губами.
Джезаль видел, как король медленно убрал руку от лица и наклонился к лорд-камергеру.
– А скоро придут эти северяне? – шепотом спросил он.
Король Севера
Логен глубоко вдохнул, наслаждаясь забытым ощущением прохладного ветерка на свежевыбритом подбородке, и обратил взор на окружающий пейзаж.
Было ясно, самое начало дня. Рассветный туман почти рассеялся, и с балкона перед комнатой Логена, расположенной высоко над землей, в боковой части одной из башен библиотеки, открывался вид на мили вокруг. Впереди лежала огромная долина, резко разделяющаяся на разноцветные слои. Самый верхний слой, серый и одутловато-белый, – это покрытое облаками небо. Затем шла зубчатая линия черных утесов, окружавших озеро, а за ними проступали другие горы, тускло-коричневые. Дальше следовала темная зелень поросших лесом склонов и тонкая загибающаяся полоска серой гальки на берегу. И все это отражалось в тихом зеркале озера – перевернутый мир, наполненный тенями.
Логен опустил взгляд на свои руки, растопырив пальцы на выщербленном ветрами камне парапета. Ни грязи, ни засохшей крови под растрескавшимися ногтями. Руки были бледными, мягкими, розоватыми, незнакомыми. Даже струпья и ссадины на костяшках пальцев почти зажили. Так много времени прошло с тех пор, когда Логен в последний раз был чистым, что он уже забыл, каково это. Его новая одежда царапала кожу, лишенную обычного защитного слоя грязи, жира и засохшего пота.
Он глядел на спокойное озеро, дочиста вымытый и досыта накормленный, и чувствовал себя совсем другим человеком. Какое-то мгновение он сомневался, кем обернется этот новый Логен, но голый камень парапета по-прежнему глядел на него в прореху на месте недостающего пальца. Это нельзя исцелить. Он был все тот же Девятипалый, Девять Смертей, и всегда им останется. Разве что потеряет еще несколько пальцев. Но пахло от него теперь значительно лучше, этого нельзя не признать.
– Хорошо ли ты спал, мастер Девятипалый? – выглянул на балкон Уэллс.
– Как дитя.
У Логена не хватило духа сказать старому слуге, что он спал снаружи. В первую ночь он попробовал уснуть на кровати: крутился и ворочался, не в состоянии найти общий язык с непривычно мягким матрасом и теплыми одеялами. Потом он попробовал перелечь на пол. Это было уже лучше, однако воздух комнаты по-прежнему казался душным и затхлым. Потолок нависал над головой и, казалось, сползал все ниже, угрожая раздавить спящего всей тяжестью громоздящегося сверху камня. И только когда Логен, укрывшись старой курткой, улегся на жесткие плиты балкона – прямо под открытым небом с облаками и звездами, – сон пришел к нему. Некоторые привычки трудно преодолеть.