Первый жених страны

Булганова Елена

– Только ничего мне не желай! – угадав ее намерения, панически зашептала Олеся. – То, что мне желали, никогда не имело привычки сбываться! Лучше молчи!

Марина смутилась на долю секунды, но тут же оправилась, прихлопнула рот и все с той же светлой улыбкой размашистым крестом безмолвно благословила подругу.

В аэропорту «Шереметьево», как в кино, Олеся в зале ожидания увидала человека, державшего в руках листок с ее фамилией. Это был совсем молодой мужчина, круглолицый, вихрастый, с той выразительной мимикой, какая бывает только у актеров. Уже садясь

в его роскошную белую «тойоту», Олеся припомнила, что действительно видела его в одном фильме, где он играл вместе с Женей. Это был один из тех начинающих актеров, который уже успел запомниться внешне, но фамилия его еще не была на слуху. Олесе он представился как Иван. И от осознания того, что один артист встречает ее, чтобы отвезти к своему раненому товарищу по цеху, на глазах у Олеси вновь выступили слезы. Она вообще в последнее время сделалась слезлива до невозможности.

– Вы не знаете точно, что случилось с Женей? – спросила она, когда машина на огромной скорости почти летела в направлении города.

– Олесенька, это был какой-то кошмар! – импульсивно воскликнул Иван и выпустил руль машины, чтобы сперва обеими руками схватиться за голову, а потом за сердце. – Это было страшно, как… как на войне, наверное. Мы стояли с Женькой и режиссером на краю поля, проговаривали сцену. Потом вдруг Женя задумался, замолчал, ну, знаете, как бывает, когда ему какая-то мысля в голову стукнет. И тихонько так пошел по кромке поля. Вдруг – взрыв, Женька летит, нас с режиссером засыпает землей. Первая мысль – все, похоронен заживо! Потом откопался, встал, гляжу, а Женька лежит в траве лицом вниз. Меня как пронзило всего: господи, помилуй, все, убит! Бросился к нему, а он головой мотает и никак не может подняться. Ну, слава богу, врач у нас был в группе, осмотрел его и на своей машине доставил в Склиф. Теперь уже все в порядке.

После этого Иван на одном дыхании продолжал рассказывать Олесе, какие трагические случаи подчас происходят на съемках фильма, и за этим рассказом, который она слушала вполуха, Олеся не заметила, как подъехали к зданию больницы. Иван самолично проводил ее до палаты. В узком коридорчике перед дверью палаты толпились, беспорядочно перемещались какие-то люди. Олеся физически ощутила, как чужие взгляды жадно ощупывают ее лицо. Но сама из-за волнения толком ничего не видела, просто автоматически переставляла ноги, опираясь на твердую руку Ивана.

Вот вышел из палаты доктор, ростом и статью похожий на патриарха. Чисто выбритый подбородок его казался досадной ошибкой. Свысока оглядел столпившихся в коридоре людей и молча прошествовал мимо, высоко неся голову. Следом за ним выскочила медсестра, кругленькая, розовая, и заговорила трагическим полушепотом, вытягиваясь и привставая на носочки:

– Пожалуйста, посетители, ведите себя потише, тут ведь больница!

Иван шагнул толстушке навстречу, взял ее за руку и, держа так, будто собирается пройтись с ней в туре вальса, зажурчал что-то в розовое ушко. Девушка слушала чуть растерянно, потом отыскала глазами Олесю, осмотрела ее с ног до головы по-детски любопытным взором и сказала:

– Да, я в курсе, проходите.

– Прошу вас, Олесенька! – провозгласил Иван с таким надменным видом, будто все зависело от его решения. И сделал рукой широкий жест в направлении белой двери.

Олеся, замирая от тревоги и волнения, вошла в палату. Это была не реанимация, чего она очень опасалась. Обыкновенная комфортабельная палата на одну персону. Шторы такие плотные, что совершенно не пропускали дневного света. В палате царила полутьма. Олеся так растерялась, что даже не сразу сообразила, куда идти.

– Лесенька! – окликнул ее до боли родной голос. – Это ты?

Она почти подбежала к узкой больничной койке, наполовину укрытой ширмой. И замерла, потрясенная, почти не узнавая в лежащем под капельницей человеке своего Женю. Исчезли брови, ресницы, и лицо выглядело несколько закопченным.

– Ты что примолкла? – спросил он, не открывая глаз. – Изменился?

– Да-а…

– Просто брови спалил, и глаза до сих пор не открываются, – весело откомментировал Дорохов. – Я так рад, что ты приехала.

– Разве я могла не приехать? – удивилась Олеся.

– Ну, могла обидеться, что я не явился на свидание.

Олеся сердито тряхнула головой. Может быть, какая-то там Олеся Марченко именно так и поступила бы. Но только не она.

– Ты кокетничаешь со мной, – догадалась она.

– Есть немного, – охотно согласился Евгений. – Просто хочу, чтобы ты расслабилась и успокоилась. Валерка сообщил, что на тебе лица не было, когда ты заходила в самолет.

– Все-то тебе докладывают, – проворчала Олеся. На самом деле ей было очень приятно, что Женя обсуждает ее со своими друзьями.

Она села рядом с кроватью на кем-то приготовленный стул и тихонько погладила краешек одеяла. Ей бы сейчас не мешало спрятаться где-нибудь ото всех и хорошенько прорыдаться. Слишком много свалилось на нее за сегодняшний день.

– Что же ты не поцелуешь калеку? – вдруг нейтральным голосом спросил ее Женя.

Она растерялась, неловко ткнулась ему губами в щеку. И уже хотела выпрямиться, но Женя вдруг скрестил руки у нее за спиной, притянул к себе и поцеловал по-настоящему. Губы его слегка пахли порохом.

Отпущенная на свободу, потрясенная Олеся сумела лишь пролепетать:

– А я уж думала, что этого никогда не произойдет. Я имею в виду, что в Питере ты даже не делал попыток.

– В Питере мы с тобой доигрывали наш несостоявшийся школьный роман, – ответил ей Женя.

– Что же мне теперь делать? – помолчав немного, вдруг снова разволновалась Олеся. – Как я оставлю тебя здесь такого?

– Не оставляй.

– Да как же, как?

– Ну, возьми на работе отпуск за свой счет. И поселяйся в моей квартире, – как о чем-то давно решенном, посоветовал ей Дорохов.

– С твоей мамой, что ли? – напряглась Олеся.

– Зачем же с моей мамой? Я уже большой мальчик, имею отдельное жилье, – засмеялся Женя.

– А это удобно? – совсем потерявшись, спросила Олеся.

– Не знаю, как тебе. А я буду просто счастлив.

В этот момент в палату заглянула медсестра со шприцем в руке. Другая, высокая и худая, но с такими же любопытными глазами, остренькими, как буравчики.

– Пожалуйста, посидите в коридоре, – попросила она Олесю.

– Я подумаю, – шепнула она в Женино ухо и бросилась вон из палаты.