Пёс войны и боль мира
Шрифт:
Это обеспокоило меня. — Неужели у вас нет мужества высказать свое мнение?
Лесного Графа мгновенно стал печален.
— Сначала я хотел сделать что-либо в этом роде, — ответил он. — Но если бы это мужество было у меня в земной жизни, сейчас я не был бы слугой Люцифера. — Он некоторое время молчал, и его глаза все сильнее стали наполняться блеском. — И поэтому я должен служить теперь еще и вам, так, фон Бек?
— Не думаю…
— И все же…
— Когда я достигну цели и Господь услышит желание Люцифера, надеюсь, нам удастся снять с себя проклятие.
— Это лучшее, на что многие из нас могут только надеяться, — ответил Лесной Граф.
Глава седьмая
Седенко рассказал, что всю ночь он проспал хорошо, но когда я возвратился обратно ранним серым утром, он был похож на маленького мальчугана, хватающегося за подол своей матери.
Поедая завтрак, он заинтересованно слушал мой рассказ о свидании с «чертом».
— Это был не черт, Седенко, а всего лишь существо, которое служит мне.
— Так вы не продали ему свою душу?
— Нет. Он принял меня в своем замке, только и всего. Теперь мне известна следующая цель моего путешествия.
Седенко был поражен.
— Какой же огромной властью вы обладаете, если можете повелевать такими людьми, как Лесной Граф!
Я пожал плечами.
— У меня нет никакой особенной власти, кроме той, что вы видите сами-то же, что есть и у вас — пять чувств и остро отточенный меч.
— Почему же тогда он помогает вам?
— У нас есть определенные общие интересы.
Седенко посмотрел на меня с некоторым страхом.
— А вы должны вернуться обратно в Нюрнберг или куда-то еще, — сказал я. — Вы не можете отправиться туда, куда я направляюсь теперь.
— Куда это?
— В неизвестные вам страны.
Он вскрикнул.
— Вы поедете на корабле? В Новый Свет? В Америку?!
— Нет.
— Если вы решите, что я могу оказаться вам чем-то полезным, я буду хорошим слугой…
— Я знаю это. Однако нет необходимости сопровождать меня так далеко.
Седенко и далее пытался меня переубедить, но я отвергал все его доводы, после чего попросил его оставить меня в покое, так как очень хотелось спать.
Он поднялся.
— Я покараулю, — предложил он.
Против этого я ничего не имел и мгновенно отключился. Проснувшись в полдень, я обнаружил, что Седенко готовит еду. Он разыскал немного торфа, чтобы поддерживать огонь, и теперь коптил над ним какой-то кусок мяса.
— Кролик, — пояснил он.
— Седенко, — сказал я, — вы должны идти. Вы не можете меня сопровождать. Это физически невозможно.
Он удивился.
— У меня хороший конь, вы знаете, и я не подвержен морской болезни, я здоров…
Я решил промолчать. Только проклятые могут достичь Серединной Границы. Кроме того, если он будет меня сопровождать, мне не достичь нужного места. Я решил больше не думать об этом поводу и попробовать отправить молодого человека обратно в Нюрнберг искать для себя хорошего офицера, или, если он сочтет нужным, вообще развязаться с этой войной и отправиться обратно на родину, где он, если успеет вовремя, сможет применить свои силы против польских угнетателей.
Он стал угрюмым, видимо, очень обидевшись на меня. Я не обращал на это внимания.
— Лесной Граф сегодня заберет меня отсюда, нужно подготовиться к путешествию. Мясо хорошее. Премного благодарен. — Я встал и посмотрел на своего коня.
Седенко сидел, скрестив ноги, у огня и смотрел на меня. Он не помогал мне, пока я одевал свое боевое снаряжение, натягивал стальной нагрудник и зашнуровывал поножи. Я решил, что будет не лишним появиться в Серединной Границе со всем снаряжением, какое только можно унести.
Наступила ночь. Седенко все еще молча смотрел на меня. Избегая встречаться с ним взглядом, я взнуздал своего коня, смазал жиром сбрую, навел глянец на пистолетах, проверил затворы и почистил меч и ножны. Потом очередь дошла до шлема. Я надел его на голову. Седенко не спускал с меня глаз.
К полуночи я начал слегка беспокоиться, но старался не обращать внимания на своего безмолвного товарища. Я смотрел в окно на Аммендорф, освещенный слабым светом луны.
Накрнец я услышал отдаленный трубный звук охотничьего рога. Он звучал как Иерихонская труба, призывающая на Страшный Суд. Это был холодный, протяжный, лишенный эмоций звук. После этого опять наступила тишина.
Здание затряслось от ударов копыт. Зеленовато-голубые блики появились в просветах между домами. Я услышал завывание собак.
Взяв коня под уздцы, я провел его через помещение наружу и по ступеням спустился вниз. Потом я все же попрощался с Седенко, зная, что по всем законам военной дружбы я должен был просить его сопровождать меня.
Охота приближалась, подобная буре. Глаза Лесного Графа бросали яркие отблески на скрывающиеся во мраке полуразрушенные строения. Крики его людей смешивались с гамом, производимым собаками, пока все внезапно не остановились, превратившись в статуи. Только граф двигался, и его огромная голова повернулась ко мне.
— Я вижу, вы готовы, смертный.
— Я готов, господин.
— Тогда идем. В Серединную Границу.
Я оседлал своего коня. Граф отдал указания, и охота снова пришла в движение. Я скакал бок о бок с Графом, и мой конь то и дело порывался отскочить в сторону от бросавшихся ему под ноги собак. Мы следовали по дороге в сторону от Аммендорфа через лес. Мы миновали берег озера, и мне показалось, что он покрыт снегом, что было совершенно невозможно в это время года, а потом дальше, пока мне не показалось, что мы преодолели добрый десяток миль. Здесь, на холме, Лесной Граф остановился и пожелал мне успехов в моих поисках.