Песчаный блюз
Шрифт:
Я как раз закончил рифмовать и не спеша перебирал струны, бормоча куплеты, когда слева по курсу появился «тевтонец». На верхушке телескопической мачты трепыхался флаг с изображением распятого мутанта, на станине позади водителя стоял пулемет. Корпус «тевтонца» выкрашен черным, человек за баранкой облачен в просторную черную одежду… Ясно, что это монах, патрульный Ордена. Непонятно только, почему он в машине один, служители Ордена Чистоты всегда передвигаются по двое-трое.
Ну вот, пожалуйста — патруль! Что они делают в северо-восточной Пустоши? До Москвы далеко, до Киева еще дальше… Земли вокруг Рязани не входят в
Но делать нечего, с этой братией не шутят, да и не испытываю я к ним особой неприязни. Должен же кто-то отстреливать мутафагов, чтоб не расплодились по всей Пустоши.
Пришлось отложить гитару и встать. Надев свою желтую шляпу и затянув шнурок на подбородке, чтоб не сдуло ветром, я пошел в рубку. Ветер трепал бахрому моих широких кожаных штанов, шевелил поля шляпы.
Мелодия все еще звучала в голове, вслушиваясь в ее переливы, я прикидывал, сколько «Банда четырех» заплатит за эту песенку, и потому недостаточно четко воспринимал окружающее. А то бы насторожился. Какой-то занюханный вид был у этого «тевтонца»…
Машина спускалась по длинному пологому склону наискось к курсу моего самохода. Двигатель там наверняка послабее пары дизелей, что рокочут под палубой, но зато «тевтонец» куда легче. Просто каркас из сваренных труб, с мачтой, сиденьем и бензобаком. Разве что многоствольный «гатлинг» добавляет весу. К слову, пулемет без электропривода, чтобы открыть огонь, надо вращать рукоять — ну и зачем, спрашивается, этот малый уселся в сендер один? Ствольный блок «гатлинга» торчит над его головой, стрелять и одновременно рулить монах не сможет. Но никого другого в машине не видно.
Водитель привстал, махнул мне рукой: тормози, мол. Ладно, торможу, служивый, не напрягайся так, еще ряса на заднице лопнет. Я чувствовал себя уверенно: никаких незаконных товаров в трюме «Зеба» нет, лишь ящики с яйцами водяной курочки, которые я вез в Рязань с фермы Ротника, да сумка с почтой от Берии. Монахи вообще не должны останавливать меня в этом районе, они здесь не хозяева, но я не хотел портить отношения с Орденом и потому, зайдя в рубку, сдвинул рычаги. Стрелка тяги перескочила на ноль, я потянул ручку пневмотормоза под сиденьем, пшикнул сжатый воздух в цилиндрах, скрежетнули колодки, и самоход встал.
Я поправил шляпу, шевеля губами, все еще погруженный в песню, прикидывая, подойдет ли этот текст «Банде» или придется переделывать, шагнул наружу, — и тут вой двигателей огласил барханы.
В одно мгновение музыкальный туман из головы как ветром сдуло. Я подскочил, увидев, что справа из-за холма вынесся еще один сендер, а сзади появился третий. И это не «тевтонцы» Ордена, но тачки с заостренными носами — такими предпочитают пользоваться кетчеры, то есть бандиты Пустоши.
Позади монаха (хотя теперь-то стало ясно, что никакой он не монах) из-под тряпья, сваленного кучей у пулеметной станины, высунулся человек.
Этот был не в черной полурясе и брюках-галифе — они не раздобыли второго комплекта одежды, а то бы напарник водителя мог сразу встать за пулеметом, изображая еще одного монаха.
Я прыгнул обратно в рубку и навалился на рычаги — от рева двигателя заложило уши. Только бы радиатор не взорвался! Нагнувшись, сбил торчащую вертикально рукоять пневмотормоза, вдавил педаль.
Заскрипел песок под колесами, и «Зеб» покатил вперед, тяжело набирая ход. Сквозь запыленное стекло рубки было видно, что по курсу лишь пологие всхолмления, никаких крутых склонов, так что я зафиксировал штурвал и выбежал наружу. Сендеры приближались с трех сторон, стволы пулемета на машине слева уже вращались — выпрямившийся позади станины человек вовсю крутил рукоять.
Сквозь рокот моторов донесся громоподобный выстрел штуцера, но визга пули я не услышал, она ушла далеко в сторону. Ветер отнес дымное облачко от машины, догоняющей справа. Там сидели двое кетчеров, а в той, что ехала сзади — один. Хорошо, что на других тачках не было пулеметов.
Когда я побежал к носовой части самохода, загрохотал «гатлинг».
На бегу кинул взгляд через ограждение. Стволы вращались быстро, тот, что оказывался вверху, выплевывал короткий язык огня. Пули застучали по борту «Зеба». Я упал, едва не перевернув кресло и заехав локтем по корпусу гитары. Схватив ружье, встал на колени. Длинный ствол описал дугу, в прицеле возникла голова человека за пулеметом. Палец вдавил спусковой крючок.
Я скорее стрелок, чем кулачный боец. Драться приходится не так уж и часто, а если все же без этого не обойтись, предпочитаю использовать вспомогательные инструменты вроде раскладной дубинки, цепи с грузилом на конце, да хотя бы обычной палкой. Пальцы у меня тонкие и длинные, ими хорошо перебирать струны или держать губную гармошку, но для кулачного боя они не слишком подходят, А вот на курок такими пальцами нажимать — самое оно, да и с глазомером порядок. Иногда, если денег хватает, я беру оплату за очередную доставку не наличными, а патронами к трехлинейке или «шершням», и долгими солнечными днями, пока «Зеб» ползет между барханами, тренируюсь, стреляя по белушам, гиенам-хохотуньям, пылевым суркам и ползунам, выбравшимся из своих холмовейников.
В общем, хотя самоход дергался, и пейзаж качался перед глазами, пуля угодила бандиту в плечо. Трехлинейная винтовка — это тебе не маленький двуствольный «шершень», у нее и дальность боя выше, и кучность она дает приличную. Бандита отбросило назад, он исчез из виду за станиной пулемета, который покрутился еще немного и смолк.
Я передернул затвор и повел стволом, выцеливая водителя. За спиной сквозь нарастающий рев мотора сухо кашлянул бандитский револьвер. Пуля едва не сбила шляпу с головы, шнурок впился в горло. Упав на бок, я перекатился, встал на одно колено и вскинув трехлинейку, — все это одним длинным плавным движением — выстрелил.
Сендер вильнул, достигнув конца склона, и пуля пролетела мимо цели. Только я попытался прицелиться снова, как на палубу что-то со стуком упало. С разворота пальнув в сендер за правым бортом, увидел, как мимо катится динамитная шашка, бросил ружье и прыгнул за ней.
Огонек на конце фитиля громко шипел, плюясь искрами. Я почти схватил шашку, когда самоход накренился, и она покатилась под кресло-качалку. С перекошенным лицом рванулся следом, опрокинул кресло, потянув лодыжку — и в падении подхватил желто-коричневый цилиндр с искрящим фитилем на конце. Фитиль уже прогорел. Я отшвырнул шашку назад. Перелетев через крышу рубки, она взорвалась в воздухе прямо за кормой «Зеба».