Пещера Батикава
Шрифт:
— Не маленькие, не прикидывайтесь, хозяин участка, спрашиваю, кто?
— Какой хозяин? Наш участок, — твердо ответил Леша.
— Ваш? Вон оно что… — Еськин помусолил карандаш. — И разделали сами?
— Сами.
— И вырастили кукурузу сами?
Леша пожал плечами.
— А чего же!
— Понятно. Полное признание. — Еськин заложил страницу карандашом, закрыл записную книжку. Дело сделано, он узнал все, что хотел, можно закругляться.
Милиционер подтянул гимнастерку, поправил фуражку и не без удивления, как будто в первый раз увидел, смерил мальчиков взглядом.
— Однако ловкачи ребята! — сказал он. — Другие с удочками сидят, ягоды-грибы собирают, футбол-волейбол гоняют, колхозных цыплят-утят растят, а вы, смотрите-ка, с самого малолетства и уже стараетесь насчет этого… — Еськин сделал пальцами движение, будто пересчитывает деньги. — Вон какую кукурузу в стороне выходили. Сильны! Взрослые до того не додумаются, до чего вы додумались. Ай-ай-ай! А ведь не беспрописочные, не шаляй-валяй, родители самостоятельные, все честь по чести.
Мальчики слушали милиционера с каменными лицами. Странный какой-то, о чем он говорит?
Покончив с назиданием, Еськин поравнялся с первым рядком посевов, достал складной нож, раскрыл, склонился над кукурузным стеблем. Намерения его были ясны. Он хотел срезать растение.
Леша кинулся к старшине, как кидается на охотника тигр, спасающий тигренка.
— Нельзя! Не смеете! Вы ничего не знаете!
— Стоять! — грозно приказал Еськин. — За сопротивление властям, Брагин Алексей, знаешь что полагается? И за оскорбление. Как это — «ничего не знаете»? Это что за разговоры!
Леша готов был на все.
— Не знаете! Не знаете! Не знаете! — не помня себя, кричал он. — Этой кукурузе цены нет.
— Цена? — переспросил старшина. — Есть, парень, цена. Цена всему есть. Вот присовокуплю к протоколу вещественное доказательство, в дальнейшем именуемое «кукурузный стебель», и там, где положено, установят цену. Кому что причитается, тот свое получит.
Леша открыл рот, хотел пригрозить Еськину Академией наук, но было поздно. Одно движение сильной рукой, один взмах ножа — и одним растением стало меньше.
Отделенное от корня, превращенное в вещественное доказательство, оно оказалось у старшины. Он вскинул стебель на плечо как винтовку, кивком головы дал понять мальчикам, что разговор закончен, повернулся и пошел по тропинке вниз.
Долго смотрели ребята вслед мелькавшему среди кустов стройному зеленому растению. Смотрели и молчали. Что говорить, когда и так все ясно: не надо было брать у Генки землемерову электрическую щетку, не надо было подставлять под нее жука. Кто знает, чем еще обернется эта история…
Они по-прежнему считали, Леша, Валька и Пятитонка, что приход милиционера на полянку связан с жуком. Они ни о чем другом думать не могли. Жук их будто заворожил.
Ребята думали о жуке, а милиционер Еськин — о спекулянтах. Он был тоже будто заворожен. Кажется, стоило ему посмотреть на мальчиков, поговорить с ними, чтобы понять: загнул землемер, зря шум поднял, ничего в его заявлении нет серьезного, одна ерунда.
А вот не понял.
И явился к начальнику с докладом: так, мол, и так, все выяснил, нарушители установлены.
Капитан внимательно выслушал старшину, помолчал, с сомнением покачал головой:
— Ох, товарищ Еськин, товарищ Еськин… Значит, нарушителям вашим по двенадцать лет?
— Точно, товарищ начальник. Ловкачи! Таким дай волю, ого-го вырастут…
— Что — ого-го? — сердито блеснул серыми глазами капитан. — Не знаю пока, в чем дело, но убежден: все не так.
Еськин недовольно хмыкнул:
— Как же не так, товарищ начальник, когда признались честь по чести. Распахали самовольно землю? Распахали. Тайно, никого не спросясь, посеяли кукурузу? Посеяли. Использовали без ведома правления колхозный водопровод? Использовали. Чего же еще? Для протокола достаточно!
— А мне не протокол нужен, мне разобраться надо. — Что-то решая про себя, капитан побарабанил пальцами по столу. — Вот что, товарищ Еськин, сходите-ка вы сейчас за ребятами. Пусть придут. Хочу познакомиться.
— Есть сходить за ребятами.
Капитан отбросил со лба прядь светлых волос, посмотрел на милиционера.
— И поменьше суровости, старшина. Улыбаться при исполнении служебных обязанностей вы умеете?
Еськин не знал, что ответить. С таким вопросом к нему никто никогда не обращался. Переступив с ноги на ногу, он честно признался:
— Не пробовал, товарищ начальник.
— А вы попробуйте. Как раз когда будете разговаривать с ребятами.
— Есть попробовать улыбаться.
Еськин принял приказ к исполнению, но уверенности в его голосе не чувствовалось. Уж очень мудреные задачи задает новый начальник. Раньше куда проще было.
Глава десятая
Прошло часа два, и возле стола светловолосого капитана снова возник Еськин.
Старшина был мрачнее тучи. Он сердился. Ему все не нравилось.
Не нравилось, что пришлось в жару ходить взад-вперед из станицы в лес и из леса в станицу.
Не нравилось, что дело, казавшееся таким ясным, потеряло свою ясность. Непонятно, как следует относиться к мальчишкам-кукурузникам? Нарушители они или не нарушители? Похоже, что капитан о них другого мнения, чем он.
Не нравилось, что из-за них, этих поганцев, занятых в лесу чем-то подозрительным, он не может держать руки по швам, как положено при докладе. Ну что за вид? Баба и баба. Ему ли, старшине-строевику, стоять так в кабинете начальника!