Пещера Лейхтвейса. Том третий
Шрифт:
Еще раз обнял он с чувством молодую женщину и, запечатлев на ее губах горячий поцелуй, пошел навстречу рулевому, поднимавшемуся в эту минуту на мостик.
— Ну, что там у вас, рулевой? По вашему лицу видно, что вы пришли с дурной вестью. Что случилось?
— Стоявший твердо на камне корабль начинает шататься, и это доказывает, что пробоина, по всей вероятности, увеличилась. Вода в трюме быстро прибывает и теперь уже бесполезно выкачивать ее ведрами. Мне припоминается, капитан, старинная легенда, рассказывающая про одного человека, наделавшего много зла на земле. Он был осужден вечно выливать в аду бочку, которая сейчас же снова наполнялась. Мне сдается, что и мы хотим вылить Северное море из «Колумбуса».
— Да, мы, очевидно, черпаем из бездонной бочки Данаид. Если дело обстоит так, как вы говорите, то, конечно, следует прекратить эту работу. Как долго, думаете вы, может еще продержаться судно над водой?
Его губы вздрогнули, когда рулевой ответил:
— По моему мнению, не больше четверти часа. Если лодки не подоспеют, мы утонем.
— Лодки! Лодки! — радостным, взволнованным голосом закричала Лора.
Она увидела маленькую флотилию, с трудом идущую против бури, но решительно направляющуюся к месту крушения.
— Идите вниз, рулевой, объявите, что спасение близко. Люди должны встать на колени и молить Бога, чтобы Он продержал нас еще хоть десять минут.
Палуба «Колумбуса» превратилась в храм Божий. Все немцы, даже и те, которые не привыкли молиться и редко ходили в церковь, пали перед лицом грозной опасности на колени. Руки вздымались к небу, пламенные молитвы вознеслись к Господу. Лейхтвейс, обняв и прижав к себе жену, стоял на верхнем мостике, присоединяя к остальным и свои горячие молитвы. Но Властитель Вселенной, казалось, не хотел внимать просьбам и молитвам утопающих. Едва успели маленькие лодочки приблизиться к тонущему кораблю, как сильные волны снова отогнали их далеко назад. Все старания отважных гребцов причалить к борту судна уничтожались бурным волнением.
«Колумбус» заметно ложился на бок; стоять на палубе было уже невозможно. Волны перехлестывали через борт, и один из матросов, неосторожно подошедший к краю судна, был снесен ими на глазах своих товарищей. Лейхтвейс приказал бросить морякам на ложах канаты с железными крюками, за которые они могли бы ухватиться, чтобы подняться на «Колумбус». Наконец, после долгих тщетных усилий удалось, наконец, причалить лодки к «Колумбусу», и тогда только появилась возможность приступить к спасению людей. Вдруг Лейхтвейс с ужасом заметил, что из восьми ушедших лодок вернулось только шесть.
— Где же другие?.. Где остальные два бота? — спросил он в крайнем смущении.
— Сударь, — ответил старый моряк, управлявший всей флотилией, — обе лодки затонули, к счастью, только после того, как благополучно спустили на берег своих пассажиров. Жителей Гельголанда нам не удалось уговорить подать помощь «Колумбусу»; они объяснили, что в такой сильный шторм слишком опасно пускаться в море: они отцы семейств и рискуют более чем жизнью.
— Я не осуждаю гельголандцев, — возразил Лейхтвейс, — однако это ставит нас в безвыходное положение. Как мы спасем всех на шести лодках? Однако это должно быть сделано. Как глубоко сидят лодки?
— Если занять людьми всю вместимость лодки, то края ее коснутся воды.
Сосчитали: оказалось, что на шести лодках можно было спасти всех, кроме девяти человек.
Эти девять несчастных, вынужденных остаться на «Колумбусе», были: Лейхтвейс, его жена, Елизавета и их шесть товарищей.
— И вы не хотите спастись с нами? — крикнул рулевой, также вскочивший в лодку. — О, Генрих Антон Лейхтвейс! Каким стыдом мы покроем себя, оставляя вас на корабле!
— Не беспокойтесь о нас, — ответил Лейхтвейс твердым голосом. — Если морю нужна жертва, то этой жертвой должны быть мы, вызвавшие катастрофу.
Глава 131
ПОГИБАЮЩИЕ
— Ну, друзья мои, — продолжал Лейхтвейс после небольшой паузы, — теперь отправляйтесь в путь, спасайтесь и достигайте благополучно берегов Гельголанда. Нас же предоставьте нашей судьбе. Если Господь захочет спасти нас, то Он исторгнет нас из бурных волн без всякой спасательной лодки. Вы сами видите, что скорлупки, в которых вы находитесь, не могут более вместить ни одного человека, не рискуя затонуть.
В эту минуту раздался голос одного из матросов:
— Здесь, в нашей лодке, есть еще место, у нас может поместиться еще один человек.
В ту же минуту Зигрист положил руку на плечо Лейхтвейса и шепнул что-то на ухо. Разбойник вздрогнул.
— Возможно ли, чтоб они оба еще находились на судне. Ах, я совсем забыл о них. Ты прав, Зигрист, они должны быть спасены во что бы то ни стало.
И Лейхтвейс, отойдя на несколько шагов в сторону, подвел к краю корабля Матиаса Лоренсена и его сына Готлиба, несмотря на их сопротивление. Почти с той минуты, как судно врезалось в камень, старый лоцман и сын его удалились и больше не показывались. Совершенно случайно Зигрист увидел их в окошечко рулевой будки и предупредил об этом Лейхтвейса.
— Матиас Лоренсен, — заговорил глубоко взволнованный разбойник, положив руку на плечо старика, — я уговаривал вас и вашего сына поступить лоцманом на этот корабль, поэтому справедливость требует, чтобы я доставил вам и возможность спастись с него. Так как в лодке остается всего одно место, то вы должны решить, кто из вас займет его: вы или ваш сын, говорите скорей, минуты дороги.
Старый лоцман взял за руку сына и посмотрел на него долгим, грустным взглядом, полным невыразимого горя.
— Ну, Готлиб, дитя мое, — печально проговорил он, — ты слышишь: тебе предоставляется возможность спасти свою молодую жизнь. Обо мне не думай: я старый, седой старик, и жизнь моя уже прожита. К тому же я один виновен в этой катастрофе. Я держал руль и сознательно навел «Колумбус» на Акулову скалу. Поэтому, по справедливости, мое место с теми, кто останется на судне. Но ты, Готлиб, ты молод, вся жизнь перед тобой. Ты не принимал участия в моем проступке — если только можно назвать проступком спасение пятисот жизней. Поэтому прими предложение благородного Лейхтвейса, прыгай в лодку и да хранит тебя Господь.