Пещеры тысячи будд
Шрифт:
День спустя, на заре, армия двинулась на запад. До наступления сумерек Синдэ, заметенный песком, покрытый грязью и потом, покачивался на спине лошади. Под вечер войска остановились на привал у высохшего речного русла. Синдэ устал и заснул крепким сном, едва его голова коснулась земли. Пробудился он оттого, что кто-то грубо тряхнул его за плечо. Над ним стоял Чжу Ванли. Увидев, что Синдэ открыл глаза, он наклонился и быстро шепнул:
– На сей раз ошибки быть не может.
– О чем вы? – раздраженно пробормотал Синдэ.
– Она и правда умерла, – сказал полководец и сел рядом.
– Думаете, я вам поверю?! – вскричал Синдэ.
– Я не лгу. Позавчера она бросилась с городской стены. Разбилась. Насмерть.
Перед глазами Синдэ живо предстала крошечная фигурка на крепостной
– Вы… уверены? – дрожащим голосом спросил он.
– Ошибки быть не может, – тихо повторил Чжу Ванли. – Поэтому его высочество Юань-хао отложил на день наше выступление. Я узнал об этом от одного высокопоставленного лица. – Полководец склонил голову. Воцарилось молчание. Наконец Чжу Ванли вновь заговорил: – Теперь я расскажу тебе все. Я любил ее. Я все еще ее люблю. Женщины всегда казались мне пустышками, пригодными лишь для одного… А когда в мою жизнь вошла она, я отдал ей свое сердце. Неприятно это признавать, но я ничего не могу поделать. Она забрала мое сердце с собой.
– Почему вы не позаботились о ней, как я просил?! Почему бросили на произвол судьбы?!
– Ее забрали у меня. Это сделал Юань-хао. Негодяй все-таки убил ее! – Чжу Ванли застонал и с ненавистью уставился прямо перед собой, словно там был Юань-хао.
Синдэ так потрясло откровение Чжу Ванли, что у него не было времени прислушиваться к собственным чувствам. Внезапно полководец поднялся и, словно пытаясь освободиться от гнева, издал странный, скорбный крик. Потом он долго стоял, подняв лицо к небу.
Синдэ не знал, как Чжу Ванли обращался с оставленной на его попечение девушкой. И не хотел знать. Нужно было подумать о чем-то более важном. Синдэ вспомнил взгляд уйгурской царевны, когда они встретились два дня назад: в нем были изумление, смущение, радость и грусть. И она пустила лошадь в галоп, потому что не могла иначе выразить свои чувства…
Синдэ нарушил клятву. Он не вернулся, когда истек год. Это была его вина. Девушке не оставалось ничего иного, кроме как смириться со своей участью, и у него нет права винить ее за то, что она стала наложницей Юань-хао. Скорее всего, она бросилась со стены, чтобы доказать ему, Синдэ, силу своей любви… Его охватило сожаление. Это последнее доказательство ее любви невыносимой болью отозвалось в сердце.
Если бы только он остался с ней, если бы сдержал обещание вернуться через год, ее судьба сложилась бы иначе! Возможно, он не сумел бы сделать ее счастливой, но, по крайней мере, она не бросилась бы со стены…
Войско тангутов направлялось к уйгурской столице Сучжоу, [28] находившейся в семидесяти пяти ли от Ганьчжоу – примерно в десяти днях пути. Переночевав на берегу обмелевшей реки, ратники перешли каменистую равнину и оказались в пустыне. Они шагали вперед, и до самого горизонта простирались песчаные дюны, лишенные всякой растительности. Чтобы копыта лошадей не увязали в песке, на них надели деревянные подковы, а ноги верблюдов обмотали шкурами яков.
28
Сучжоу – старое название города Цзю-цюань в провинции Ганьсу.
Через три дня марша по пустыне войско выбралось на травянистую равнину у берега полноводной реки. А за рекой опять простерлась пустыня. Еще через три дня авангард встретили соляные болота. Было невозможно определить, где они заканчиваются, но дорога по окоему одного из них растянулась по меньшей мере на тридцать ли, а земля на подступах была белой, словно схваченной морозом, и густо поросшей тростником.
На смену болотам вновь пришла пустыня, и вот впереди, на юго-западе, открылись заснеженные вершины гор. Теперь на пути воинам то и дело попадались рощи и селения. На пронизывающем ветру покачивались голые абрикосовые деревья.
Через восемь дней после выхода из Ганьчжоу тангуты вступили в Сучжоу. Естественно, они ожидали, что им предстоит битва и долгая
С высокой крепостной стены можно было увидеть заснеженные вершины гор Цилянь на юге, а на север катило желтые волны дюн песчаное море. В городе был большой источник с прозрачной сладкой водой, на его берегах росли вековые ивы. Со времен династии Хань вода этого источника использовалась для приготовления вина, и говорили, что она «полна жемчуга, а по вкусу сравнится с вином».
После прибытия в Сучжоу Синдэ обнаружил, что Ганьчжоу и Лянчжоу, которые он некогда считал захолустными поселениями, были более цивилизованными, с лучшими условиями жизни. В самом Сучжоу еще можно было существовать, но за городскими стенами начиналась смертоносная пустыня, описанная поэтом так: «Голые равнины на десять тысяч ли в округе, и ни дымка не видно, ни души».
В Сучжоу Синдэ часто охватывала тоска по родине, но ему казалось, что он не имеет права грустить по просторам Поднебесной. Утешение цзюйжэнь, как и прежде, находил в книгах. Читая летописи Ранней и Поздней Хань, он узнал о Чжан Цяне и Бань Чао. [29] Тысячу лет назад Бань Чао покинул столицу с тридцатью шестью соратниками, а дальний Западный край, [30] где он всю оставшуюся жизнь сражался с варварами, лежал в тысяче ли от Сучжоу. В конце жизни, когда Бань Чао совсем уж истосковался по Поднебесной, он написал государю: «Нижайший подданный не питает надежды вернуться и править Сучжоу, слуга недостойный и мечтать-то не смеет прожить еще немного, а коли проживет, так лишь для того, чтобы снова узреть перевал Юй-мынь». Этот перевал находился в ста двадцати ли к западу от Сучжоу.
29
Чжан Цянь (? – ок. 103 г. до н. э.) – китайский чиновник. В 138 г. по приказу императора У-ди отбыл с посольством на запад для заключения союза с племенем юэчжей против хунну. Дорога, которой он первым прошел из Китая в Среднюю Азию, получила название Великий шелковый путь. Бань Чао (32 102) китайский полководец и дипломат, с 73 г. воевал с хунну на землях Восточного Туркестана, в 90 г. разбил войска Кушанского царства, в 91 г. нанес окончательное поражение хунну.
30
Имеется в виду Восточный Туркестан.
После знакомства с уйгурской царевной у Синдэ пропало всякое желание возвращаться в Поднебесную. Порой его посещала ностальгия, но, не успев вволю попечалиться, он смирялся с мыслью, что ему суждено отдать свою жизнь здесь, в этом суровом приграничном краю.
Когда передовая армия Западного Ся разделилась на два войска и Чжу Ванли был назначен командующим одного из них, Синдэ тоже получил повышение. Он стал советником Чжу Ванли и на этой должности приобрел больше свободы, чем знал, будучи простым всадником, в промежутках между боями. В сражениях же все осталось по-прежнему: Чжу Ванли и Синдэ шли в бой наравне с рядовыми ратниками.
Смерть уйгурской царевны сильно повлияла на Синдэ. Он заинтересовался буддизмом. Раньше – в годы ученичества, в Бяньляне, в Синцине – эта религия совершенно не привлекала его. Он презирал монахов с их бритыми головами и в алых одеяниях: за всю жизнь они не удосужились прочесть ни единого столбца из сочинений великого Конфуция и Мэн-цзы, Синдэ раздражали их разговоры о нирване, казавшиеся ему пустой болтовней. В Сучжоу же он вдруг начал замечать, что в самой глубине души медленно, но верно зреет стремление постичь тайну вечного бытия. Его охватило неодолимое желание пасть ниц перед Высшей Истиной. Синдэ самому было сложно поверить происходящим в нем переменам, однако он понимал, что причиной всему стала смерть уйгурской царевны.