Пещеры тысячи будд
Шрифт:
Официальный смотр войск Юань-хао должен был провести через два дня. Накануне Синдэ получил пропуск и вошел в Ганьчжоу – ему хотелось еще раз увидеть город, с которым было связано столько воспоминаний. Подобно Лянчжоу, Ганьчжоу тоже стал совсем другим. Синдэ стоял под крепостной стеной напротив сторожевой башни с сигнальной вышкой, но с трудом узнавал то место, где когда-то нашел уйгурскую девушку. Внизу, на площади, выросли ряды солдатских бараков, а стену по приказу военачальников надстроили с помощью камней и известкового раствора, и по гребню теперь расхаживали часовые.
Синдэ принялся
Синдэ бросился наперерез ее лошади. Испуганное животное взвилось на дыбы. Девушка тихо вскрикнула, и по ее лицу пробежала тень, не укрывшаяся от глаз Синдэ. Мгновение наездница глядела на него, потом выпрямилась в седле и пришпорила лошадь. Она быстро поравнялась с Ли Юань-хао, обогнала его и помчалась дальше. Военачальник, хлестнув коня, поскакал вслед за девушкой.
Синдэ остался стоять, как громом пораженный. Он был уверен, что только что встретил уйгурскую царевну. Если бы ее лошадь просто встала на дыбы, на лице девушки не появилось бы такого выражения… Чжу Ванли солгал. Она жива. Она стала наложницей Ли Юань-хао!
Синдэ не помнил, как возвратился в свой отряд. Ничего не видя и не слыша, он пробирался сквозь ряды воинов, а потом шел вперед по прямой, пустынной дороге. Незаметно подкралась ночь, и бесчисленные тангутские ратники, наводнившие равнину, начали разводить костры.
Синдэ, растолкав пытавшихся его остановить оруженосцев, подбежал к Чжу Ванли и, задыхаясь, выкрикнул ему в лицо:
– Я видел ее! Видел собственными глазами! Расскажите мне всё, что знаете!
Полководец, сидевший у костра, медленно отворотил вспыхнувшее румянцем лицо от огня и процедил сквозь зубы:
– Разве ты не понял, что она умерла? – Он, разумеется, сразу догадался, что Синдэ говорит об уйгурской царевне.
– Не лгите мне! Она жива! Я сам видел!
– Дурень! Мертвые не возвращаются. – Полководец встал и свирепо уставился на Синдэ. – Только попробуй еще раз завести об этом речь – расстанешься с жизнью! – Он выплевывал слова с такой яростью, словно и правда готов был зарубить дерзкого подчиненного.
Но Синдэ и не думал отступать. Пусть Чжу Ванли говорит что угодно – уйгурская царевна жива!
– Я видел ее с Юань-хао… – начал он и отшатнулся – полководец выхватил меч и принялся яростно рассекать им воздух; когда его рука опустилась вниз, острие меча вонзилось в лежавшее в костре бревно и во все стороны фейерверком брызнули искры. – Я видел ее, видел… – в отчаянии прошептал
Оглянувшись, он понял, что Чжу Ванли гонится за ним с мечом, и припустил во весь дух. Синдэ мчался мимо расступавшихся в изумлении воинов, перепрыгивал через костры, которые уходили в бесконечность, словно приманивая его, завлекая в ловушку вечного мрака. Синдэ не замечал ни ратников, ни табунов лошадей, ни гор провианта – он видел только, что костры кольцом сужаются вокруг него. В ту памятную ночь два года назад, взбираясь на сторожевую вышку, чтобы помочь уйгурской девушке, Синдэ не видел ничего, кроме костров, разбросанных по равнине, так и теперь перед глазами у него мелькали мириады огней.
Наконец море пламени иссякло. Впереди была кромешная тьма без единой вспышки света. Синдэ выбился из сил и упал на траву, почувствовав на лице и ладонях капли холодной ночной росы. Тотчас рядом с ним раздалось тяжелое дыхание. Он поднял голову. На него сверху вниз смотрел безумными глазами Чжу Ванли. Через мгновение полководец тоже повалился на землю, с трудом переводя дух.
В перерывах между судорожными вздохами Чжу Ванли пытался заговорить, но у него ничего не вышло. Синдэ молчал, ловя воздух ртом. Они долго еще сидели, глядя друг на друга и прислушиваясь к своему дыханию, а потом, так и не проронив ни слова, вернулись в лагерь.
На следующий день сотни тысяч солдат, заночевавших у крепостных стен, переместились на огромную плоскую равнину у восточных ворот Ганьчжоу и выстроились в боевом порядке. Из города потянулись войска и тоже начали строиться. На стенах загремели барабаны. Невдалеке от воинов били копытами тысячи ратных коней.
Юань-хао начал смотр войск рано утром. На сей раз трехтысячная конница Чжу Ванли оказалась в авангарде – именно с нее и начал проверку главнокомандующий, но ханьским всадникам все равно пришлось стоять на месте по стойке «смирно», пока он объезжал остальные подразделения.
Синдэ снова подумалось, что сын правителя отличается непревзойденным величием, несмотря на свой малый рост – чуть больше пяти сяку. И хотя он видел Юань-хао с уйгурской царевной, сердце не полыхнуло ревностью, в душе не было горечи; Синдэ казалось, что эти два человека – главнокомандующий перед строем и мужчина, пустившийся вдогонку за ускакавшей наложницей, – не имеют между собой ничего общего.
Когда смотр войск завершился, малиновое солнце уже опускалось за линию горизонта на западе, и кроваво-красные облака озарили бесконечные равнины своим пламенем. Юань-хао поднялся на возвышение, чтобы произнести речь. Взгляд Синдэ лениво скользнул за спину военачальника: на гребне городской стены появилась одинокая фигурка.
Синдэ не мог отвести от нее глаз. Ему было любопытно, кому это понадобилось бродить там в столь поздний час, к тому же он не знал, как еще справиться со скукой.
Юань-хао начал обращение к воинам. То и дело ветер доносил до слуха Синдэ обрывки фраз. А потом случилось вот что: крошечная фигурка, до сих пор неподвижно стоявшая на стене, внезапно бросилась вниз. Она летела, раскинув позади длинный шлейф, и упала у подножия. Кажется, никто ничего не заметил. Голос Юань-хао звучал где-то далеко-далеко.